У Татьянки прорезались зубки.
Какая радость, растёт малышка!
Сашка сам сделал первые шаги.
Ура!!!
Однако я не видел, как по ночам она к деткам вставала, не видел, как она за ними следила: как бы не упал куда иль не схватил что-либо в рот. Я видел результат. Дети ухожены, довольны, улыбаются. Всё хорошо дома. Нет, теоретически я, конечно, всё знал об этом, но я полностью был отстранён от домашних забот. Я мог спокойно заниматься служебными делами.
Так было всегда, и когда детишки были маленькими и когда подрастали. Дома всегда уют, чистота. На кухне приятные, такие родные запахи. Бельё чистое и выглаженное, на кителе и брюках ни пылинки. Когда она всё успевала?
У Лены не было среднего образования – будучи рождённой в западной Белоруссии, она плохо писала по-русски и очень стеснялась этого. Однако она стремилась к учёбе, меня заставляла устраивать ей диктанты и проверять их написание, даже просила ставить оценки. Я со смехом иногда относился к этому.
Она обижалась:
– А нужна тебе безграмотная жена?
Я только теперь понимаю – это было самоутверждение. Да, она спокойно могла бы жить со своими шестью классами церковно-приходской школы. Но ей необходимо было самой утвердиться в понимании того, что она не ущербна, она такая же, как и все. Она грамотна. Она красива. Она мать. Она жена, в конце концов.
Своего она добилась. Она стала грамотно писать. С удовольствием и много читала. Просила совета, что прочесть.
Её не тянуло, как многих жён офицеров, на лавочку у дома. Боже упаси лузгать семечки под летним солнышком. Она эту безделицу не просто осуждала, она её напрочь игнорировала. Пройдёт, бывало, мимо соседок, поздоровается мило и домой. Дома у хорошей жены всегда дела найдутся.
Уважали её соседки за отзывчивость. У неё всегда найдутся лишние полкило соли или сахара. Она всегда покажет, как лучше подшить или перешить юбку, подремонтировать детскую одежонку. И всё это не потому, что у нас в семье было много лишнего, в том числе и времени. Нет. Просто это было ей свойственно по природе. Такая она была, моя Леночка.
В шестьдесят шестом году наши детишки выросли и улетели из гнезда родного. И такая гнетущая, тяжёлая тишина настала в доме. Семнадцать лет они рядом росли, развивались, радовали нас своими успехами. Мы вместе гуляли, мечтали вместе, жили одной дружной семьёй. Мы, как друзья, могли часами в выходные общаться дома и не уставали друг от друга. И вдруг детишки наши вышли на свою тропу жизни.
Понемногу тревога за детей ушла. Мы убедились, что дети наши вполне самостоятельны и способны сами принимать важные жизненные решения. И именно в эти годы, когда дети начали жить самостоятельной жизнью, мы с Леной потянулись друг к другу.
Нет, не тогда в далёком сорок восьмом мы полюбили друг друга, то было юношеское обаяние, первая любовь. Мы сейчас, спустя почти два десятка лет, по-настоящему полюбили друг друга. Мы увидели, как нас тянет друг к другу, как нам приятно быть вместе. Лена встречала меня на троллейбусной остановке, когда я возвращался с работы, и мы могли долго-долго идти домой, наслаждаясь покоем и внутренней радостью встречи. Мы смотрели одни и те же передачи по телевидению, горячо обсуждали их содержание, и, как бы ни спорили, приходили всегда к общему выводу о героях передач и фильмов, о самих передачах.
Особенно радостной была наша подготовка к приезду детей в отпуск. Когда они учились, каникулы по времени совпадали и у Саши и у Тани, и наш дом вновь становился шумным и радостным. Опять одноклассники, друзья. Музыка, рассказы, бесконечные: «А помнишь?».
Уехали дети, и опять мы вдвоём.
В середине восьмидесятых нежданно нагрянула беда. Лена начала быстро худеть, практически ослепла на оба глаза. Диагноз неутешительный: диабет. В марте девяностого года обширный инфаркт. В апреле девяносто первого года – гангрена и ампутация правой ноги.
И даже будучи слабой, находясь на больничной койке, она думала обо мне и детях:
– Ну, как вы там? Что ты кушаешь? Звонят ли детки? Не переживай, мы ещё поживем!
Это она мне, здоровому человеку. Это она меня успокаивает.
У меня сердце на части рвалось.
Культя долго не заживает. Врачи требуют подрезать ножку повыше.
– Ну нет. Сам вылечу!
Я ежедневно по нескольку раз делаю компрессы из облепиховой смеси. Получил уже хорошие навыки сестры-сиделки.
И, о чудо! Ранка начала затягиваться. Лена как ребёнок радуется:
– Это ты своей заботой меня подлечил.
– Да, заботой, но и своей любовью. Живи, дорогая, ты мне нужна. Ты нам нужна.
И вот настал день, когда Лена встала на протез. Сколько слёз пролито. Её боль была моей болью. Но мы всё преодолели. Мы пошли. Помаленьку, помаленьку. Но пошли.