Ола, это вам не чуланы невидимых темные, обреченно тоскливые и уныло печальные, с ветром, пугающим по ночам своим жутковатым, будто волчьим, воем за толстыми, холодными стенами. Не сумрачные, влажные, промозглые, пропитанные сыростью и плесенью покои Первого замка. А какие-то совсем не к месту приятные, уютные, удобные, живые пригородные квартальчики для привыкших к комфорту родительских домой молодых магов. Ха-х… Что ж оно и к лучшему, давно пора!
Крепкие ноги магистра бодро свернули на заново вымощенные, выметенные, узкие улицы. Он оставил позади Первый корпус и теперь под громкие, глухие удары Периодической башни, с любопытством и настороженным удивлением косясь на появившиеся кое-где коричнево-сероватые, а летом, наверняка, заполненные свежей, изумрудной зеленью клочки газонов, крошечные, аккуратно подстриженные кусты декоративных изгородей, одинокие, ухоженные деревья и чудом примостившиеся среди первых этажей угрюмых зданий яркие, броские лавки (О, мирдан соан!), вышел наконец к широкой, просторной, наполненной прохладным, щекочущим лицо воздухом и светом набережной, где небольшими группками или в одиночестве занятые будничными тревогами, заботами, охваченные загадками собственных идей и мыслей, насупившись или наоборот, гордо вскинув вверх головы, спешили туда-сюда работники академии, и их торопливая, порой иноземная, витиеватая речь заставляла магистра невольно, непривычно хмуриться и с интересом прислушиваться.
Что ж Неймар действительно изменился, на удивление похорошел, получив то, в чем так сильно, как оказалось, нуждался. Воплотились в жизнь давно завалявшиеся на полках планы, вслед за ними родились новые. И утерянный когда-то…
Нердан Йорман задумался, мысленно подбирая нужные слова.
… дух лихой живой, вечно юной молодости, смелости, храбрости, азарта открытий, какой-то вырывающейся за границы привычной разумности свободы, давным-давно покинувший эти мрачные, обжитые черствыми стариками-учеными стены, вновь наводнил узкие улочки, крохотные скверы, домики и, самое главное, сердца их обитателей. Жизнь кипела: ей понадобилось так мало и одновременно так несоизмеримо много, чтобы возродиться. Как и магии…
Магистр вздохнул с неподдельным, ликующим восторгом и не менее искренним, гнетущим переживанием.
Да, Неймар снова ожил, и за это, он раздосадовано нахмурился, серая тень пугающей маской опустилась на его суровое, угловатое лицо, приходилось благодарить Скейлера. Несмотря на всеобщее обожание, драгоценную и, что ж тут скрывать, очень своевременную, неоценимую помощь университетам и научному сообществу Мирана, поистине огромное внимание к развитию магического искусства и науки, Нердан Йорман сам не спешил петь дифирамбы молодому правителю. И когда его спрашивали: почему (правда сейчас это происходило все реже и реже, ибо хула на короля не нравилась его коллегам), всегда в ответ задавал другой вопрос: а какова цена?
Что король спросит с них за все это и, самое главное, когда. Ведь магистр не сомневался: Скейлер выставит счет, только вот пока не смог понять, в чем. Лишатся ли они независимости, учеников, знаний, должностей, академий, свободы, жизней или может быть даже способности колдовать… Чего? И хотя время шло, и все вокруг лишь расцветало и улучшалось, подстегнутое живительным дыханием вновь просыпающейся, словно от глубокого сна, магии, Нердан Йорман наотрез отказывался верить в бескорыстность правителя. Полагая, что даже если он и ошибается, даже если вдруг относится к нему предвзято, то в будущем искренние извинения будут куда уместнее, чем неожиданный, негаданный удар в собственную спину, к которому, как магистру казалось, все это неотвратимо и неминуемо вело.
3
Нил нервно задерживает дыхание и поднимает глаза к горным пикам Ижгира, которые здесь, в предгорьях на окраине Эстере, ранним летним утром кажутся ему особенно прекрасными и величественно недоступными. Их четко очерченные, поредевшие, белоснежные шапки, взмывающие в нежно-розовое с голубым небо, разбитые на плоскости склоны, изрезанные кое-где тонким разломами ущелий и темных прорехами обрывов, сверкают в лучах восходящего солнца. Он, невольно любуясь красотой утра, смотрит на горы, потому что боится, малодушно опасается взглянуть на то, что происходит всего в нескольких метрах перед ним. Там в густой, лилово-серой, плотной тени небольшого тканевого навеса на деревянном помосте около распахнутых ворот мастерской, где, отбрасывая кругом хороводы серебристых бликов, прячется очередная, рожденная изобретательной мыслью мага и умелыми руками мастера конструкция из заклинаний и металла. Боится, поскольку отчаянно, мучительно хочет, чтобы все наконец получилось.