Проходят несколько невыносимо долгих минут. Нил, стиснув влажные, липкие ладони, пальцы в кулаки и тяжело, натужно вдыхая прохладный, обжигающий разгоряченное горло воздух, уже готовится к очередному, унизительному поражению. Не в силах больше терпеть, он стыдливо прикрывает глаза. И вдруг слышит, кажется, слышит их: тихие, одинокие, хлесткие, шипящие удары приводного механизма.
Неужели… Или быть может лишь померещилось?
Теплая, крепкая, мягкая рука медленно опускается на его подрагивающее плечо, чуть сжимая, приминая грубое сукно пиджака и шелковистую, гладкую ткань скрытой под ним рубашки. Тяжесть широкой ладони приятной, покалывающей растревоженные нервные окончания волной разливается по скованному напряжением телу. И Нил понимает.
Значит, значит…
Глаза нетерпеливо распахиваются.
… все получилось.
Он, со свистом выпуская вверх тонкую струйку беловатого пара, громко, гулко, облегченно выдыхает, восторженно, еще пока не до конца уверенный в успехе, опасливо переглядывается с ошеломленным и растроганным мастером. Механизм рядом мерно, в такт заданному ритму продолжает работать, постукивая, поскребывая сцепками передач и шурша полосами ремней, перегоняя туда-сюда постепенно нагревающийся от трения воздух. Тонкий стержень питающей его преобразованным потенциалом магии вышки загадочно поблескивает в первых, прорвавшихся сквозь сумеречную полудрему дымчатого утра лучах солнца.
Браза…
Нил поворачивается к Скейлеру. Король улыбается, и в его глазах, сверкая, блестят слезы.
А как, хм… как это называется, Нил?
Вдруг, легко и изящно выгнув дугой свои темные, выразительные брови, интересуется он.
Эм… энергетическая вышка, кажется, йер Атегиеро.
Нил выдумывает на ходу. Скейлер кивает.
Я хочу такую в Миран. Две, нет, три таких! И…
Он бросает неожиданно презрительный, такой неприятный и новый для Нила взгляд на мастера.
… хм… все чертежи.
А затем мягко, без излишней суетливой торопливости трогается с места, аккуратно приближается к скрытому в тени тонкому шпилю, поверхность которого еще вибрирует мелкой дрожью, выпуская в утренний прозрачный воздух едва-едва заметные крошечные искорки.
Ола, йер Атегиеро.
Покорно кивает мастер, скромно и испуганно пятясь назад, в сторону от кажется позабывшего о нем короля, чьи цепкие пальцы уже бесстрашно, бесшумно скользят по изогнутой поверхности гладкого, полированного металла.
Нил видит его профиль, почти скрытый в тени убогого, грязноватого, пыльного навеса, за бархатистыми складками спавшей на одно плечо грузной, искусно расшитой мантии. Видит яркий блеск распахнутых глаз, прямой, выразительный контур острого, чуть опущенного носа, плотно сомкнутые губы, на которых медленно-медленно проступает восторженная, отрешенная, хищная полуулыбка, эти пальцы тонкие, ловкие, могущественные, не знающие ни тяжелой работы, ни труда, ни лишений, ни страданий, ни сочувствия, вдруг пугающе темные, движущиеся, подкрадывающиеся вверх к концу, к цели, к вершине.
Сердце резко, с досадным, горьким, тревожным предчувствием беды сжимается в груди Нила. Рука Скейлера крепко обхватывает тонкое острие, и он, гордо выпрямившись, с упоением закрывает глаза, погружаясь глубоко в собственные, тайные мысли.
В будущее… наполненное странными механизмами … удивительное, невообразимое, прекрасное … непередаваемо пугающее, настораживающее незнакомостью, одиночеством и молчаливым, заслуженным величием … в будущее нового мира, пережившего собственную неизбежную, обжигающую очищающим огнем и изгоняющей скверну смертью гибель.
4
Он знает, что его крошечный, покосившийся дом, спрятанный в многоликих кварталах шумной Мары, дом в который он сбежал, не в силах больше выносить осуждающе снисходительных взглядов коллег в академии, его единственный безопасный приют, считают проклятым, а редкий, великий талант – ненавистным и недостойным звания человека. Он видел, как злобно и одновременно испуганно косятся ему вслед люди, как в безмолвном страхе убегают и прячутся дети.
Долгие, темные годы он жил, будто преданный анафеме, заклейменный, отвергнутый, похороненный, забытый… Существовал, в унизительной надежде на понимание или, быть может, на призрачное, блестящие на кончике предательски всаженного в спину клинка милосердие.
Однако теперь все изменилось.
Теперь у него наконец появился достойный его деяний покровитель. Да еще и какой. Сам йер Атегиеро, великий король Мирана! Могущественный заступник, даровавший ему избавление и свободу, вернувший величие и уважение, щедрый благодетель, обеспечивший его вечной памятью и бессмертной громкой славой.