Думал с радостью и благодарностью, с печальной улыбкой и без чувства привычного для его старых знакомых сожаления. Будто перебирая кончиками невидимых пальцев гладкие, жемчужные бусины на колье матери, вспоминал всех тех, кого любил и ненавидел, кого убивал, терял, с кем расставался и кого встречал, своих многочисленных учеников и одиноких учителей, друзей, соратников, врагов, брата, отца в неизменной, будто единственной, выбеленной солнцем и морем грубой, плотной рубашке, к которой так приятно было прижиматься гладкой детской щекой, маму, чьи ласковые и нежные прикосновения навсегда остались в его снах…
Вспоминал тот великий день и старый мир. Вспоминал всех тех, с кем в то трудное время свела его судьба.
Где-то за спиной уютно, едва слышно скрипнула дверь. И Дир даже не обернулся. Зачем, ведь он и так знал, кто это. Его самый долгожданный гость, его смерть.
2
В долгие, зимние ночи Вала спала особенно плохо и тревожно. Это странное наваждение, то ли слишком яркий сон, то ли искаженная старостью реальность в такие моменты неизменно прорывалась в ее балансирующее на грани двух миров, меркнущее сознание.
Она видела одинокую серую фигуру человека на небольшом выступе скалы в окружении высоких, равных только небу гор с серебристыми шапками снега и темно-серым камнем обрывов, повернувшуюся к распростертым у его ног горным долинам, с устремленным куда-то вдаль напряженным, проницательным, задумчивым взглядом. Ветер резкими порывами покачивал полы его длинного, чуть приталенного пиджака, широкие, плавно спадающие вниз рукава, скрывающие кисти опущенных рук, штанины легких брюк, и седые пряди волос. Она видела его и никогда не могла до конца понять, кто перед ней. Прошлое или будущее. Новое или старое. Тот ли, кого они все потеряли тогда в Миране, и кто до сих пор, кажется, смотрел на нее из синевато-зеленой тени арки у входа в покои сгинувшего короля, или может тот, чьи нежные, жаркие губы когда-то нежно касались ее, чьи сильные руки крепко обнимали ее молодое тело, тот, чей шаг в черную бездну ночи разделил их навеки, или кто-то совсем-совсем другой, незнакомый и неизвестный. Она звала его разными именами, но он никогда не откликался. И она знала, отчего-то знала, если он повернется, если посмотрит на нее, то она, увидев его лицо, уже никогда вернется из сна назад.
И сегодня, впадая в привычную полудрему зимней ночи, она желала, чтобы он обернулся. И когда пелена странного наваждения вновь захватила ее мутнеющий разум, она назвала единственное имя: громко и четко, так чтобы призрачные горы эхом подхватили ее голос, разобрав слово по звукам и смыслам. Она назвала имя, и он обернулся.
Рука Валы дернулась. Тонкий лист исписанной бумаги с прощальным письмом легко затрепетал от внезапно прорвавшегося в темную, тихую комнату порыва северного, неймарского ветра. Но тяжесть ее пальцев уже бледных, холодных и мертвых, все-таки удержала его на месте.
3
Она умирала и знала это. Умирала, как и желала. В своем богатом доме в престижном квартале Мирана тихим прекрасным вечером. Посреди боготворящих, превозносящих ее людей. Умирала в почете и довольствии, в комфорте и безопасности, умирала от старости: спокойно и мирно, как редко умирают герои. Умирала, зная, что ее никогда не забудут. Умирала, изменив мир. Умирала, воплотив все свои мечты. Умирала, не уронив честь рода и не забыв заветы родителей.
Умирала, растеряв друзей. Умирала, предав идеалы. Умирала, в обмане и лжи. Умирала, не чувствуя рядом того, на чье лицо хотела бы взглянуть в последний раз. Умирала, уходя в пустоту. Умирала, сожалея. Умирала, тоскуя. Умирала…
Умирала, как и спустя несколько лет умирал Митар, не зная, кто он есть и как стал таким.
4
По щекам Курта заструились скупые, соленые слезы, приятно пощипывающие сухие, впалые щеки. Ривин аккуратно сжал его тонкую, практически прозрачную ладонь с длинными, уже непослушными, холодными пальцами и улыбнулся, Вала по другую сторону узкой кровати, на которой лежало его неподвижное, незнакомое, сжавшееся, ссохшееся тело, тоже улыбнулась, мягко и одновременно задорно, ласково и с удивительными, его любимыми, лучистыми искорками в глубине красивых, серых глаз. Он чувствовал их тепло, тепло верных друзей, чувствовал влажные капли слез, размеренно падающие на его тонкую, прозрачную кожу, чувствовал ветер, наполняющий комнату сквозь распахнутые настежь окна. Такой мягкий, жаркий, душный, вдруг в одночасье обернувшийся для него знакомым, резким, колючим, холодным и родным. Сердце последний раз глухо ухнуло в груди. И Курт без страха, с облегчением и благодарностью закрыл глаза…