Жизнь с препятствиями

Отмечаем даты, годовщины… Жаль одно — что наши ротозеи превратили Дантов дом в руины, а не сохранили для музея.

Посмотри, как годы пролетели, но тебя они совсем не старят. Ты такой, как был на самом деле, — самый лучший флорентийский парень.

Ни к чему печалиться о давнем. Вспомни, кто ты есть, откуда вышел! Ты стоишь у нас сегодня в камне, только вот стихов уже не пишешь.

А писал ведь. Как писал ты прежде! Был поэт от Бога, настоящий! Вспомни, как сказал ты о надежде: мол, оставь ее, сюда входящий…

Пусть же торжествует справедливость, пусть в нее Флоренция поверит!

Возвращайся, славный флорентиец! Возвращайся, Данте Алигьери!

Избранные примечания

Эпоха Великого Затемнения. Только великий народ мог пройти через эти великие бедствия, которые он создал сам, своим великим трудом, своим великим умом и талантом.

Как вандалы довели гуннов до нашествия. В наше время трудно поверить, что вандал — это была такая национальность. «Кто вы по национальности?» — «Вандал». — «Да нет, дорогой, вы вандал не по национальности». Песенка такая была, не помню, то ли в пятом, то ли в шестом веке:

Однажды гунн сказал вандалу: «Никак не можешь без скандалу!» Вандал взьярился: «Ах ты, лгун!» «А ты вандал!» — ответил гунн.

Национальность вандал уже тогда воспринималась, как оскорбление.

Легенда о возникновении Дании. Легенды возникают в борьбе с действительностью, пытаясь доказать ей, что она была не права. Действительность редко бывает права, но доказать ей ничего нельзя, ее можно только пережить. Поэтому легенды живут очень долго.

Древний Китай во времени и пространстве. Человек долга человек долго.

Как разрушили Карфаген. Раб может воспитать только раба, даже если сделает его властелином вселенной.

Гробовая гласность. Если б за правду награждали, а не наказывали, сколько в мире было бы правдолюбцев!

Тургеневские места. Счастье никому не открывает лица, и узнать его можно только со спины, когда оно уходит.

Вилка по имени Ложка

Жила-была вилка по имени Ложка

Жила-была вилка по имени Ложка. Быть может, судьба засмотрелась в окошко, Быть может, она заглянула в бутылку, Когда вместо ложки состряпала вилку. И так это вышло нелепо и глупо, Что бедная вилка не может без супа, На щи и борщи проглядела гляделки, Ночуя и днюя в глубокой тарелке. И все ж постепенно, от супа к окрошке, Освоила вилка профессию ложки. Трудилась на совесть. Лишь то неприятно, Что все из нее выливалось обратно. И тут разыгрались вокруг аппетиты: Да что ж это, братцы? Едим, а не сыты! И даже, стремясь накалить обстановку, Один аппетит объявил голодовку. Такая вот вилка по имени Ложка. Из ложки такой не накормишь и кошку. На эту бы ложку накалывать мясо, Она была б вилкой высокого класса. Она даже внешне похожа на вилку. Но просто судьба заглянула в бутылку, А может, она замечталась немножко, Когда создавала несчастную ложку. Но — ложка не ложка — а все же при деле. Она от работы уже на пределе. И если покуда не все еще сыты, То, братцы, умерьте свои аппетиты! А время беспечно бежит по дорожке И черпает годы не вилкой, а ложкой, И черпает счастье не ложкой, а вилкой… Ну просто не может судьба без бутылки!

Доисторическая история

Гераклит утверждал, что прекраснейшая из обезьян безобразна, если сравнивать ее с родом человеческим. Но это если смотреть из рода человеческого. А если смотреть из рода обезьян?

Когда обезьяна взяла в руки палку, она еще не знала, что палка имеет два конца.

Вот интересно: кого бы выбрала обезьяна, если б выбирала из своей среды человека демократическим путем?

Когда человек пришел к власти, обезьяна ушла в оппозицию. Но время от времени она возвращается, и тогда в оппозицию уходит человек.

Цивилизация развивалась бы намного быстрей, если б первые люди меньше ели друг друга. Но это создавало бы определенные экономические трудности. Когда человек съедает человека, сразу двое перестают хотеть есть. А когда не съедает, оба остаются голодными.

Собственность рождалась в муках, как и все, что рождается на земле. Главная мука состояла в том, чтобы отличить свое от чужого. Чужое нередко больше нравится, чем свое. Еда в чужой тарелке, жена в чужой постели.