Устроившись поудобнее на полянке мы принялись ждать.
- Прошло полчаса. Артему бы уже пора вернуться – констатировал Егор, глядя на часы – надо идти за ним.
Мы, осторожно ступая, подошли к лагерю. Нас встретила тишина. Не сговариваясь мы быстро забежали в шахту. Было темно. Кто-то хрипел. Я схватил со стола и зажег фонарь и еле сдержал крик.
На полу лежал Артем. Голый, с ножом в шее. Он хрипел и дергался в предсмертных судорогах, в руках он сжимал фигурку биатлониста. У меня на глаза навернулись слезы.
Остальные вошли и включили свои фонари. Картина, которую мы увидели просто потрясала воображение своей жестокостью. Алексей Анатольевич и Дима лежали голые и растерзанные на части. Как будто их разорвали собаки. Анжелы нигде не было.
- Бедный мальчик – Константин Николаевич закрыл глаза Артему – нам надо его похоронить.
- А с ними что делать? – спросил Егор дрогнувшим голосом.
- И их тоже.
- Тварь. Это она это сделала. Сука – Антон сжал кулаки – ненавижу баб. Они – зло. Он вышел из шахты.
- Она его изнасиловала? – спросил я у Константина Николаевича. Он кивнул.
- Уродка. Найду – убью ее.
- Убьешь. А сейчас помоги мне.
Мы выкопали три могилы и похоронили наших друзей. Константин Николаевич про каждого сказал что-то хорошее. Антон молча сжимал кулаки, по его щекам текли слезы (слезы ненависти ко всем женщинам мира), Егор с отрешенным видом смотрел на тела, а я… я ждал. Ждал начало конца. Я понимал, что с этого момента наша жизнь измениться полностью, мы не будем больше жертвами – мы теперь охотники и горе тем женщинам, которые попадутся на нашем пути. Теперь не мы будем прятаться. Теперь только месть… Жестокая и беспощадная.
Теперь нас осталось четверо – я, Егор, Антон и Константин Николаевич. Последние мужчины на Земле…
Друг за другом, потихоньку, помаленьку мы двигались по лесной чаще, руками прорубая себе дорогу среди зарослей колючего шиповника. Из нашей шахты, ставшей местом похоти, разврата и убийства, мы не взяли ничего. Артема так и похоронили с зажатой в руке фигуркой биатлониста. У Артема больше никогда не будет день рождения, только день его смерти… У меня на глаза навернулись слезы и я чуть не упал, но был вовремя подхвачен Антоном, который шел позади. Антон шел последним. Мрачный, молчаливый он периодически сжимал кулаки и смахивал с лица очередную слезу. За последние несколько часов, с того момента, как покинули лагерь, мы обменялись едва ли парой фраз. Егор спросил, в какую сторону мы идем, а Константин Николаевич ответил, что в сторону деревни. Вот, кажется и все разговоры, а остальное – только свои мысли…
Я шел и вспоминал маму, Толю… Интересно, будет ли вообще когда-нибудь по-прежнему? Что вообще нас ждет? Неужели мы так и сгинем? Нас осталось только четверо. Может они и правы – нам не выжить… Может сдаться гонтам? Может ТАМ, внутри НИХ и неплохо… может, это и правильно… Разве это жизнь – я смотрел на плетущегося впереди Константина Николаевича, - еще пару месяцев и он совсем сляжет.
У него больное сердце, а еще он постоянно простывал. Только там, в шахте, были хоть какие-то условия, и даже лекарства, но здесь, в бесконечной лесной чаще ничего нет, и он тоже… Как и Артем, Дима, Алексей Анатольевич… А я буду следующим, за мной Егор… Антон продержится дольше всех, он у нас самый сильный и выносливый. С детства занимался борьбой, бегал по 10 километров каждый день. Но настанет и его час. Может нам не стоит никуда идти, может нам перестать барахтаться (ничего ведь за три года не изменилось, за исключением того, что мы потеряли уже 15 человек), а сдаться на милость гонтов. И пусть делают, что хотят… Да, надо так сделать.
Я резко остановился, так, что Антон врезался в меня и еле удержался на ногах.
- Ты чего? – спросил он. Остальные не заметили и шли дальше, опустив головы и руками раздвигая ветки.
- Я тут подумал, – я развернулся и посмотрел на Антона – нам надо сдаться. Может там, внутри них лучше…
- Ты дурак, что ли? Прекрати панические настроения.
- Да не хочу я больше шататься по лесу и неизвестно чего ждать… Ничего не будет, мы только передохнем все, и никто никогда нас не найдет… Пусть уж лучше гонты… - на этой фразе Антон залепил мне пощечину. Настолько сильную, что я свалился на землю.