Для Клеанфа страдания - если они направлены на достижение добродетели - были благом, а не злом. И мы можем видеть это в его жизни. Он не уклонялся от трудностей или дискомфорта. Более того, кажется, что он почти искал их, к восхищению, но и к недоумению своих сограждан. Важно, конечно, было то, куда была направлена эта сила воли. По мнению Клеанфа, мы должны стремиться к тому, чтобы стать сильными в тех четырех добродетелях, о которых говорил Зенон:
Эта сила и мощь, когда она проявляется в вещах очевидных и требующих упорства, есть мудрость; когда в вещах, требующих терпения, она есть стойкость; когда речь идет о достоинстве, она есть справедливость; а когда речь идет о выборе или отказе, она есть воздержанность.
В двух словах: Мужество. Справедливость. Умеренность. Мудрость.
Клеант, "водонос" средних лет, "осел", плита из асосского камня, фактически раб своего хозяина Зенона, постепенно приобретает среди сограждан репутацию своего рода нового Геракла. Но, как первым показал поэт Тимон, удел любого образцового деятеля - издевательство паразитов, подобно тому как великого быка облепляют мухи.
Вместе с вновь обретенным уважением пришло и больше критики, особенно по мере того, как философия становилась все более популярной. Зенон, Клеанф и их ученики жили по-другому, думали по-другому, предъявляли к себе совершенно иные требования не только к населению Афин, но даже к своим собратьям по поиску мудрости. В то время как представители других школ вели дискуссии за закрытыми стенами или дверями, стоики вынесли философию на улицы. Это придавало им большее влияние и почти делало их мишенью.
Клеанф справлялся со своими критиками так же, как со всеми невзгодами, - как с возможностью практиковать то, что он проповедовал. Однажды, когда он сидел в театре, драматург Соситей напал на него со сцены , восклицая о тех, кого "глупость Клеанфа гонит, как тупые стада". Клеант сидел с каменным лицом, и зрители были настолько поражены его спокойствием, что разразились аплодисментами по поводу его самодисциплины и в ответ прогнали драматурга со сцены. Когда после представления Соситей извинился, Клеанф с готовностью согласился, сказав, что более великие личности, чем он, подвергались худшим оскорблениям со стороны поэтов и что было бы безумием с его стороны обижаться на столь незначительный пустяк.
Для тех, кто знал Клеанфа, это не стало сюрпризом: он был человеком, который придерживался самых высоких стандартов. То, что некоторые называли трусостью или чрезмерной осторожностью, он лучше определял как добросовестность и считал, что именно поэтому он так редко совершает ошибки. Нередко можно было увидеть, как он разбирает малейшие недостатки в себе или вслух ругает себя, прогуливаясь по афинским улицам. Когда другой ученик Зенона, Аристо из Хиоса (см. "Аристо Претендент"), услышал, как он это делает, он спросил, с кем тот разговаривает, и Клеанф рассмеялся, сказав: "Со стариком с седыми волосами и без ума".
Подобные разговоры с самим собой были основной практикой стоиков, и не всегда они были негативными. Однажды Клеанф подслушал разговор одинокого человека с самим собой и доброжелательно сказал ему: "Ты не разговариваешь с плохим человеком". Иными словами, разговор с самим собой должен быть строгим, но не жестоким. Похоже, его бережливость и трудовая этика были схожими. Он был жестким. Он был тверд. Но вряд ли он жаждал самонаказания.
Стоиков недооценивают за их остроумие. Для Клеанфа оно, безусловно, было важнейшим инструментом, как для ответа на критику, так и для обезоруживания тех, кому он должен был ее высказать. Обращаясь к молодому человеку, который, казалось, не мог понять его мысль, он спросил: "Ты видишь?" Да, конечно, - ответил юноша. "Тогда почему, - спросил Клеанф, - я не вижу, что ты видишь?" Когда Клеанф услышал, как его товарищи по стоицизму жалуются на известного критика стоицизма Арцизия, который не соглашался с их учением о роли долга (катекон), Клеанф поспешил встать на его защиту, заявив, что, по всем признакам, Арцизий живет послушной жизнью. Услышав о том, что Клеанф защищает его, Арцилай сказал: "Меня нелегко завоевать лестью", на что Клеанф ответил: "Верно, но моя лесть заключается в утверждении, что твоя теория несовместима с твоей практикой".
На протяжении всей своей истории стоики использовали этот вид доброго юмора как способ избежать жалоб и обвинений и пролить свет на то, как наши повседневные действия должны соответствовать нашим словам. Плутарх в своем эссе "Как распознать льстеца" рассказывает, что Архезилай отплатил за уважение, проявленное к нему Клеанфом, изгнав из класса ученика по имени Батон за сочинение оскорбительного стишка о Клеанфе, и не пускал Батона обратно в школу, пока тот не извинился перед его учеником. Мы можем представить, что прощение далось Клеанфу легко и что он, вероятно, прочитал стихотворение с некоторым удовольствием.