Именно для этого Панаэтий и готовился - руководить политикой и принимать влиятельные решения, которые затрагивали миллионы людей.
Если Зенон был гением-основателем, а Хрисипп - тесаком для узлов Академии, если Аристо предпочитал абсолютизм прагматическому направлению, а Антипатр двигался в противоположном направлении, пытаясь установить правила для повседневной жизни, то Панаэций был своего рода ткачом, связывающим стоические и римские этические перспективы воедино, одной рукой предлагая философские размышления римской элите, а другой - тонко направляя их на защиту и служение интересам своей далекой родины. В результате у стоиков появился в Риме высокопоставленный и практичный посол.
Время было выбрано как нельзя более удачно.
В ранних стоиках нетрудно обнаружить провинциализм. Зенон настоял на том, чтобы его родной город был вписан рядом с его именем на здании, за восстановление которого он заплатил. Экономный образ жизни Клеанфа не оставлял места для путешествий, не говоря уже о заботе о международных делах. Даже Диоген после поездки в Рим быстро вернулся в Афины. Такие взгляды не очень подходили для создания глобальной империи.
Панаэций, в отличие от своих предшественников, был прирожденным глобалистом. Его жизнь началась на Родосе, но расширилась, когда он учился за границей в Пергаме и Риме. Он объездил почти все Средиземноморье. Он сблизился с римлянами, очарованными Востоком. Панаэций смог управлять и интегрировать все эти разнообразные и противоречивые связи удивительно современным способом. Марк Аврелий в "Медитациях" назовет себя "гражданином мира" и тем самым будет следовать новому курсу философии, который впервые наметил Панаэций.
Однако даже при таком интернациональном мышлении Панаэций никогда не терял связи с местом, откуда он родом. Когда Афины предложили ему гражданство, он вежливо отказался, сказав, что "одного города достаточно для разумного человека".
Все знали, что Панаэций оказывал сдерживающее влияние на вспыльчивого, но практичного Сципиона, уравновешивая его амбиции мягкостью и принципиальностью. Но он явно не был "мокрым одеялом", иначе не смог бы воспитать столь живой и разнообразный круг общения. Сципион получил достаточно удовольствия от общения с Панаэцием, чтобы весной 140 года до н. э. попросить его сопровождать его в амбициозном посольстве на Восток. Эта миссия была описана во многих источниках и включала в себя остановки в Египте, на Кипре, в Сирии, на Родосе, а также в различных местах Греции и Малой Азии. Плутарх пишет, что Сципион вызвал Панаэтия напрямую, а другой источник объясняет, что сенат послал их "посмотреть на насилие и беззаконие людей". Сегодня мы могли бы назвать это "миссией по сбору фактов".
Нам нравится думать, что мир сильно изменился со времен Панаэция, но на самом деле сенаты все еще отправляют людей в те же регионы, чтобы провести те же наблюдения, что и этот солдат и философ более двадцати ста лет назад, и мы все еще пытаемся, как и Панаэций, найти правильный баланс между национализмом и глобализмом, заботами многих и заботами самих себя.
Как Зенон продолжил дело своего отца, так и Панаэций, сын дипломата и ученик двух дипломатов-философов, продолжил семейное дело и продолжил переход стоицизма от стоа к рычагам власти, от провинциальности афинской агоры к мировой сцене. Во времена, когда многие еще верили, что боги играют активную роль в делах человека, а жертвоприношения и ритуалы призваны умиротворить их, Панаэций был вольнодумцем. Он отвергал глупые теории прорицателей и астрологов, и, вероятно, именно по его совету в это время Сципион запретил их в своих полках.
Плутарх рассказывает красочную историю из этой почти двухлетней миссии по сбору фактов в своей книге "Моралия": Римские изречения", что, когда Сципион прибыл в Александрию в свите, включавшей Панаэтия и пятерых слуг, народ был в таком неистовстве, что кричал, чтобы Сципион снял тогу с головы, чтобы они могли хорошо рассмотреть его, и когда он это сделал, толпа разразилась аплодисментами. Он пишет, что египетский царь Птолемей "Толстый" VIII "едва поспевал за ними при ходьбе из-за своего малоподвижного образа жизни и изнеженности тела, и Сципион тихо шепнул Панаэтию: "Александрийцы уже получили некоторую пользу от нашего визита. Ведь благодаря нам они увидели, как ходит их царь".
Толстые и ленивые главы государств - еще один повторяющийся персонаж истории.
В 138 году до н. э. Панаэций и Сципион вернулись в Рим. Панаэцию было уже сорок семь лет, и он приобрел богатый жизненный опыт. Его школьное образование давно закончилось в Пергаме и Афинах, промежуточная государственная карьера на Родосе позади, включая время, проведенное на флоте, теперь он оказался втянутым во внутренние дела Рима. Он снова был вне времени и современности и, как многие мужчины в этом возрасте, начал уделять внимание писательству.