Каждый из нас, по его мнению, обязан сделать то же самое.
В отличие от бегуна Хрисиппа, который стремится к победе, не толкаясь, по принципу "все или ничего", Панаэций, размышляя о том, как лучше всего выполнять наши социальные обязанности, взял за образец атлета другого типа. Он считал, что панкратист (спортсмен, занимающийся панкратионом, греческой разновидностью бокса) является превосходной моделью для передачи напряжения и сути добродетельной жизни. Его панкратион - одна из самых сильных и наглядных спортивных метафор не только в стоицизме, но и во всей философии.
Как пишет Аулус Геллий:
Мнение философа Панаэция, высказанное им во второй книге "Об обязанностях", где он призывает людей быть бдительными и готовыми к защите от травм во всех случаях. "Жизнь людей, - говорит он, - которые проводят время в делах и хотят быть полезными себе и другим, подвержена постоянным и почти ежедневным неприятностям и внезапным опасностям. Чтобы уберечься от них и избежать их, нужен ум, который всегда готов и бдителен, как у атлетов, которых называют "панкратистами". Ибо подобно тому, как они, вызываясь на состязание, стоят с поднятыми и вытянутыми руками и защищают голову и лицо, выставив руки как вал; и как все их конечности, еще не начав сражения, готовы уклониться или нанести удар, так и дух и разум мудрого человека, всегда и везде бдительно следящего за тем, чтобы не допустить насилия и беспричинных травм, должны быть начеку, готовы, надежно защищены, готовы в случае беды, никогда не ослабевать, не ослаблять бдительности, противопоставляя рассудительность и прозорливость, как оружие и руки, ударам фортуны и ловушкам нечестивцев, чтобы ни в коем случае не наброситься на нас враждебно и внезапно, когда мы не готовы и не защищены."
Это метафора, созданная Панаэцием, которая впоследствии появится в работах Марка Аврелия и Эпиктета - двух философов, которые сражались на жизненном пути. В отличие от лучника Антипатра, который отражал реальность многих вещей, не зависящих от нас, когда мы пытаемся сделать правильный выбор среди жизненных испытаний, или метателя копья Аристо, Панаэций видел жизнь менее теоретической и гораздо более жестокой и силовой. Это было не просто состязание с самим собой, а настоящая битва - с противниками и судьбой. Он считал, что мы должны быть готовы к ударам, которые неизбежно обрушатся на нас.
В конце концов Панаэций не закончил книгу по неизвестным причинам. Но то, что он успел написать, было невероятным достижением и было признано таковым в его время. Один из его самых политически активных учеников, Публий Рутилий Руф, который также служил Сципиону в Нумантинской войне в 134 году до н. э. и участвовал в реформах военного обучения, налогообложения и банкротства, объяснил, что даже эта неполная работа возвышалась над философским и политическим миром: "Как не нашлось художника, способного завершить ту часть Венеры Косской, которую оставил незаконченной Апеллес (ибо красота ее лица делала безнадежной любую попытку адекватно изобразить остальную часть фигуры), - говорил он, - так и никто, ввиду непревзойденного совершенства того, что завершил Панаэций, не решился бы дополнить то, что он оставил недоделанным"."
Все, что он оставил невысказанным, было сказано и установлено, что позволило стоицизму процветать в римской политической жизни в течение следующих трехсот лет. Цицерон, например, утверждал, что Панаэций доказывал, что хороший адвокат может защищать виновного клиента - при условии, что тот не был вопиюще испорчен или порочен. Это не только позиция, которая имеет смысл, учитывая глубокую веру Панаэция в долг и роль каждого человека в жизни, но и практическое нововведение, которое было основой правовой системы на протяжении последних двух тысяч лет: Если никто не берется защищать нежелательных клиентов, как мы можем быть уверены, что правосудие свершится?
Панаэций был простым и прямым писателем, а также оратором, который помог избавить философию от заумной терминологии и непривлекательного стиля - несомненно, результат раннего влияния его стоических учителей. Что еще более важно, он сделал саму философию более практичной и доступной для людей. Как объяснял Цицерон, "Панаэций старался избегать [некультурного и отталкивающего] развития стоицизма, порицая как суровость его доктрин, так и корявость его логики. В доктрине он был мягче, а в стиле - яснее".