Так он и сделал.
Находясь при дворе Нерона в 60-х годах нашей эры, Эпиктет должен был видеть всю роскошь, безумие и противоречия Рима того времени. Позже он расскажет историю о том, как к Эпафродиту пришел человек, умолявший о помощи, потому что у него закончились последние полтора миллиона сестерций (не менее 3 миллионов долларов в сегодняшнем исчислении). С сарказмом или с искренним недоумением ответил богатый хозяин Эпиктету: "Дорогой человек, как ты молчал, как ты мог это вынести?"
Должно быть, Эпиктету также было интересно наблюдать, как Эпафродит - этот человек, имевший над ним невероятную власть, - изо всех сил старался оставаться на хорошем счету у Нерона, вплоть до того, что льстил даже сапожнику этого человека в надежде завоевать его расположение. Он видел, как претенденты на должность консула из кожи вон лезут, чтобы заслужить это место. Он видел подарки, которые ожидались, очки, которые нужно было надеть, цепочку должностей, которые нужно было занимать годами, чтобы добиться успеха. Это и есть свобода? Должно быть, подумал он. "Ради этих могущественных и достойных должностей и почестей вы целуете руки чужих рабов, - писал он, - и таким образом становитесь рабами людей, которые сами не свободны".
Богатые люди в Риме ничем не отличались от богатых людей сегодня: Несмотря на все свое богатство, честолюбие превращает даже могущественного человека в просителя в надежде получить больше.
"Свобода - вот награда, к которой мы стремимся: не быть рабом ничего - ни принуждения, ни случайных событий", - писал Сенека. Что подумал бы Эпиктет, увидев Сенеку во плоти - чьи труды должны были быть представлены в доме такого начитанного человека, как Эпафродит, - работающего на такого ненормального начальника? Как писатель, Сенека вполне мог быть тем человеком, который познакомил Эпиктета со стоицизмом, но своим примером он явно повлиял на Эпиктета еще больше: Свобода - это не просто юридический статус. Это состояние души, образ жизни.
Сенека, который не смог уйти со службы Нерону и в конце концов был вынужден покончить с собой, не попал в такое же рабство, как Эпиктет, но и свободным он тоже не был.
Мы знаем только, что Эпиктет пришел в ужас от того, что увидел во дворцах и императорских кабинетах Рима, и решил жить по-другому. "Лучше умереть с голоду в спокойном и уверенном состоянии духа", - говорил он , - "чем жить в тревоге среди изобилия". Встреча с таким человеком, как Агриппин, с которым Эпиктет, вероятно, тоже встречался, стала бы для него мощным контрпримером, напоминающим, что те, кто марширует в своем ритме, могут быть свободными, несмотря на окружающую их тиранию. "Ибо никто не раб, кто свободен в своей воле", - скажет позже Эпиктет, который на практике будет гораздо больше похож на Агриппина, чем Сенека на странице.
В какой-то момент Эпиктет официально пришел к философии, хотя мы точно не знаем, когда именно. Однако к 78 году н. э., когда Мусоний Руф вернулся из своей третьей ссылки, Эпиктет был там, чтобы учиться у него. Пробирался ли он тайком на его лекции? Позволял ли хозяин Эпиктета посещать его из чувства вины?
Мы не знаем, но очевидно, что Эпиктет нашел способ. Его не остановил даже Мусоний, который был трудным учителем. Мусоний говорил, что молчание - признак внимательных учеников, но Эпиктет, которому к моменту встречи с Руфом было уже за двадцать, позже рассказывал, что Руф также считал, что если ученик хвалит его, это значит, что он совершенно не понимает, какую задачу ставили перед ним его лекции.
Это не было общей задачей. Как и лучшие учителя, Мусоний заставлял каждого из своих учеников чувствовать, что он действительно понимает их в корне. Мусоний говорил, что хороший учитель должен "стремиться проникнуть в самый интеллект своего слушателя", и именно это, несомненно, произошло с Эпиктетом.
Эпиктет описывал стиль преподавания, который был настолько острым и настолько личным, что казалось, будто другой ученик нашептывает учителю на ухо все ваши недостатки. Однажды, совершив ошибку, Эпиктет попытался оправдаться. "Это не так плохо, как если бы я поджег Капитолий", - сказал он. Мусоний покачал головой и назвал его глупцом. "В данном случае, - сказал он, - то, что ты упустил, - это Капитолий". Это был учитель, который требовал от своих учеников самого лучшего. Допустить ошибку, использовать слабую логику, не заметить собственную непоследовательность - значит полностью провалить философию. А пытаться свести ее к минимуму? Для Мусония это было так же плохо, как сжечь Рим и танцевать на пепелище.