- «А если кто-то незаметно жил
и с этой незаметностью дружил,
он интересен был среди людей
самой неинтересностью своей.»
После услышанного у СуХёна защипало глаза, и он сморгнул, стараясь прогнать непрошенные слёзы.
- «У каждого — свой тайный личный мир.
Есть в мире этом самый лучший миг.
Есть в мире этом самый страшный час,
но это все неведомо для нас.»
Пакпао молча смотрела на младшую внучку, прикрыв рот ладошкой. СонМи же, стоявшая дальше всех от сестры, сделала шаг и прижалась к бабуле.
- «И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой...
Все это забирает он с собой.»
Лалиса скользнула взглядом по родным, а затем, вернув взор на могилы, продолжила, кивнув в такт следующим словам:
- «Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит всё равно!»
ХеМи закусила нижнюю губу. Она вспомнила своего харабоджи, который был строителем. Один из мостов через реку Хен был построен и его руками в том числе. Тут голос девочки изменился на пару следующих фраз, став холодным:
- «Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?»
С вопросом во взгляде уже смотря на СуХёна, замолкла на мгновение Лалиса. И тут она перевела его на СонМи. Сестра даже вздрогнула.
- «Что знаем мы про братьев, про друзей,»
Внимание её перенеслось на ДжэУка. Он впервые видел, как его дочь сочиняет стихи. Да, ХеМи показала ему стихотворения, уже написанные ею. Но вот так… вживую. Это было невероятно!
- «что знаем о единственной своей?
И про отца родного своего
мы, зная всё, не знаем ничего.»
После этих слов ДжэУк резко заморгал и отвернулся. Лалиса же тем временем перевела взгляд на могилы прадедушки с прабабушкой и закончила:
- «Уходят люди... Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И каждый раз мне хочется опять
от этой невозвратности кричать.»
(Стихи Евтушенко Е. А.)
Сделавшая шаг к дочери, ХеМи дёрнулась от вскрика:
- Ай! – Подскочив на месте и замахав правой рукой, чуть ли не взвизгнула Лалиса, затем выдала. – Кольлэ (Шлюха.) чёртова! Кэнён (Сучка – в самом плохом смысле этого слова.)!
По всей видимости я слишком сильно сжал эту "дуру в ханбоке", и она раскололась вдоль трещины. Вот и порезался об острый край. Чарующий миг, созданный стихами, разбился вдребезги. От него не осталось и следа.
- Лалиса! – Возмутилась ХеМи, уже взявшая дочь за плечи.
- Тс! – Недовольно цокнув, скривился СуХён.
Пакпао просто неодобрительно помотала головой. Но это было ещё не всё. Девочка продолжала прыгать на месте, а затем зажала конечность, ухватившись за неё левой рукой, в полах ханбока и согнулась.
- Покажи! – Потребовала Хеми, пытаясь самостоятельно добраться до повреждённой части тела дочери.
СонМи брезгливо поморщилась от услышанного, но, как и мама, сделал шаг к сестре, чтобы глянуть, что там произошло.
- Я порезалась, - скалясь от боли, прошипела Лалиса и вытащила правую руку на всеобщее обозрение.
Жуткого вида прямой разрез, идущий через всю ладонь, сильно кровоточил, испачкав кровью не только руку, но и ханбок. По всей видимости девочка умудрилась задеть сосуд.
- Феее! – Выпалила СонМи, съёжившись, и резко отвернулась.
Она не очень любила кровь и с трудом выносила её вид. Про запах лучше вообще не упоминать.
- Ох ты ж, господи! – ХеМи схватила дочку за руку и забормотала. – Сейчас, сейчас. Надо пластырь… - залезая в сумочку, висящую на плече, лепетала женщина.
Лалиса там временем продолжала подпрыгивать на месте, корча гримасы.
- Уйди! – Вырвала повреждённую конечность внучки Пакпао из рук матери. – Какой пластырь, невестка?! Совсем сума сошла?! Надо кровь сначала остановить! Возьми в моей сумочке ватные тампоны! Там и бинт есть.