— Зачем ты эти-то книги ему отдал?! — как бы выговаривая абсолютному несмышленышу, спросила жена.
— Вали отсюда! — я затрясся.
Через час я подошел к ней. Она лежала ничком на кровати, уткнувшись в подушку.
— Слушай меня внимательно и запоминай: никогда, нигде и ни за что ничего не делай! Так будет значительно легче и тебе и мне!
— Вот ето мне нравится! — она радостно подскочила.
Быстро же улетучилось ее расстройство!
Но главные неприятности этого дня, оказывается, были впереди. Часа примерно в три раздался звонок. В дверях стоял хмурый человек с мешком.
— О! Приехали наконец-то, — проговорил он. — А то мы дверь у вас хотели ломать.
— Зачем же дверь-то ломать? — растерялся я.
— Сейчас увидите! — ответил он.
И, подойдя к телефонной розетке, вырвал ее из стены и положил вместе с телефоном в мешок.
— В чем, собственно, дело? — дрожащим голосом произнес я.
— Вовремя надо платить! — ответил он н хлопнул дверью.
Я посмотрел на моих домочадцев.
— Наверное, это из-за того счета, — очаровательно смутившись, проговорила жена.
— Какого того?
— Вот, — потупясь, она протянула мятый листок.
— Симферополь? Это зачем?
— Это я Дийке звонила. Они тогда с Лешкой поругались, и она к матери уехала. Могу я поддержать свою подругу? — нахально пытаясь перейти в наступление, сказала жена.
— Да... но не за пятнадцать же рублей!
— Это я согласна, — она кивнула.
— И это ведь в марте еще было, чего ж ты раньше-то не сказала?
— Я боялась, ты ругаться будешь, — потупилась она.
— Да? А теперь не боишься? Странно.
— Боюсь.
— Но ведь, наверное, н повторные напоминания присылали?
— Присылали. А я их прятала, — с некоторым упрямством, упрямством отчаяния, повторила она.
— Ну и чего ты добилась? — я кивнул на то место, где была раньше телефонная розетка.
— Добилась! — повторила она.
Я махнул рукой.
— Так что же теперь делать? — через некоторое время спросил я.
— Надо на телефонную станцию обратиться, — рассудительно сказала дочка.
— Ну, и кто пойдет? — я посмотрел на жену.
О! Трет уже кулачками под глазками! Надо же, как трогательно! Картинка Пикассо «Любительница абсурда».
— Мне, видимо, выпадет это счастье?
— А хочешь, мы тебя проводим? — сразу же развеселившись, проговорила жена.
Вместе с собачкой они отправились провожать меня до автобуса. Солнце сверкало в лужах, глаза от блеска и ветра слезились.
— Кто последний? — входя на телефонный узел, задал я привычный вопрос.
— Я! — кокетливо поворачиваясь, ответила старушка в панамке и, обратившись к своей собеседнице, продолжала: — ...Нет, телефон у нас есть. Ни одного дня без телефона я не жила! И до войны, когда мы у отца жили, он концертмейстер был Мариинского театра, имелся у нас телефон, и после того, как он скончался, телефон остался. В блокаду, правда, ненадолго отключили, но после снятия ее сразу же восстановили. Только я заявление подала, буквально в тот же день поставили телефон. — Она произносила «тэлефон».
«Чего же она делает тут, если телефон есть у нее?» — отвлекшись от своих тяжких мыслей, подумал я.
— Правда, четыре года назад, когда мы от коммунальной квартиры отгородились, телефон в той половине оставили жильцам. Как они устроили эту мерзость — их дело. Но муж в тот же день, он техник был крупного завода, надел все свои награды, пошел в исполком — и нам буквально через месяц установили телефонный аппарат!
«Ясно, — вдруг понял я. — Просто надыбала старушка место, где она счастливей, удачливей других, и хвастается. Все правильно!»
— Ладно, — повернулся к ней, — так уж и быть, давайте ваш телефон.
— В каком смысле? — надменно проговорила она.
— Ну, в смысле — номер ваш. А то телефон-то у вас есть, да никто, видимо, вам не звонит?
— Ну почему же? То брат, то племянник!
— Ну тогда хорошо.
Все остальные в очереди молча сидят, с нетерпением глядят на дверь в кабинет. Надеются, что с катушкой оттуда выскочат, помчатся, на ходу разматывая телефонный шнур. Но получается, скорее, наоборот. Красные выходят оттуда, расстроенные, бумаги свои, на которые такие надежды возлагали, в портфель обратно суют, не попадают.
Скоро и мне. Мандраж некоторый бьет, не скрою. Это когда-то я считал, что все на свете могу. А теперь... кислота жизни всех разъедает. Жи-зень!
— Нет, — снова старушкин голос прорезался, — я без телефона ни одного дня не жила!