«Если бы меня тогда не тронули, – думала Бутылка, – я бы, как эксклюзив, на многие годы осталась бы для всех загадкой…».
Ёлочка
Две ёлочки-подружки росли возле избы, загораживая окно. И вот одну из них в канун Нового года спилили и поставили в избе, нарядив затейливыми игрушками.
Другая Ёлочка осталась во дворе. Снегом её запорошило, ветром продувает. Раскачивается Ёлочка из стороны в сторону, чтобы хоть чуть-чуть согреться, да в окно заглядывает – смотрит на нарядную подружку, завидует, что та в тепле стоит.
А Ёлочка в избе смотрит на улицу и грустит: там, за окном, падали Снежинки, которые рассказывали ей интересные истории о том, какой путь они преодолели, прежде чем опуститься на её веточки. Там, за окном, гудел Ветер, что-то напевая. Там, желая её запугать, трещал Мороз… А сейчас она – в тепле, красивая, увешана игрушками и серебристым Серпантином, но ей совсем не радостно, она хотела бы быть там, за окном, рядом с подружкой, там, где она выросла.
Торговля пёрышками
Жил-был Павлин. Своим особенно красивым, распушённым веером хвостом он выделялся среди всей своей родни. Он важно ходил, переваливаясь полным телом, и хвост закрывал лишь когда спал. Его кормили отборным зерном, в то время когда его родственники питалась пшеном, были худы, и свои хвосты раскрывали очень редко – сил не было.
Со временем к Павлину пришла настоящая слава. Его возили по выставкам, его показывали, как чудо-птицу, хвалили весь его род. Зрители просили продать кого-нибудь из его породы, но им отвечали:
– Что вы, что вы! Эту породу мы не продаём! Вы можете купить только пёрышки.
Тень
Не успел Фонарь приступить к службе на столбе, как к нему пристала Тень.
– Не хочу тебя одного оставлять, – промолвила она, – ты мне очень понравился. Давай не будем расставаться?
Фонарь подумал: «И правда, Тень будет мне верна, да и с ней веселее».
И теперь, как только наступал вечер, Фонарь загорался, и перед ним появлялась Тень. А если Фонарь покачивался, Тень повторяла за ним все его движения.
– Видишь, как нам хорошо вдвоём, и мы уже привыкли быть вместе! – радостно говорила она. – Мы даже ведём себя одинаково – не зря говорят: «Если крепкая семья, то муж и жена – одна сатана».
Фонарь тоже вполне был доволен судьбой и поскрипывал, разговаривая с Тенью.
Но однажды он задержался со своим светом до утра. Взошло Солнце и, озарив всё вокруг, засияло ярче Фонаря. И было заметно, как обрадовалась Солнцу Тень, не успевшая уйти. Не отрываясь смотрела она на Солнце и ни разу за весь день не качнулась. Фонарь был удивлён и возмущён таким поведением. А вечером Тень, как ни в чём не бывало, снова раскачивалась с ним в такт.
Фонарь гневно громыхал, ударяясь о столб, а нагрянувший Ветер ещё больше раскачивал его.
– Ты изменница! Изменница! – возмущался Фонарь.
– Клянусь, я ни в чём не виновата! – не понимая, в чём её обвиняют, отвечала Тень.
Всю ночь они конфликтовали, и Фонарь так и не угомонился:
– Хуже нет, чем жить без доверия! – сказал он.
По-прежнему все движения Фонаря и Тени были синхронными. Только теперь Фонарь не громыхал, не скрипел, и освещал молча – без Ветра у него не было сил на разборки.
В ожидании перемен
Тень от столба смотрела на качающийся из стороны в сторону фонарь, освещающий пешеходную дорожку, завидовала ему и возмущалась:
– Я точно так же качаюсь – даже лучше, чем фонарь на столбе! Вот научусь светить и уйду от него!
Однажды ночью прошёл дождь, и яркая луна отразилась в небольшой луже над Тенью. Увидев свет на своей макушке, Тень радостно воскликнула:
– Смотрите! Теперь я и сама могу светить!
Пешеходы стали обходить лужу. Тень радовалась. Но тут сапоги прошлись по лужице, вода выплеснулась, и не стало ни лужи, ни отражения от луны. Тень вздрогнула и сказала:
– Что ж, бывает, и фонари разбиваются. Буду ждать новое светило.
Клетка
Попугай прожил в клетке много лет.
В доме его все любили, даже кошка и собака никогда не обижали, а он весь день кричал:
– Пр-ротивно! Здесь всё пр-ротивно!
Но однажды дверцу забыли закрыть, Попугай, радостный, вылетел из клетки, и через окно выпорхнул на улицу – на волю, на простор. Никто даже не надеялся, что он вернётся: на воле же так прекрасно. Но вот, как-то вечером, Попугай прилетел: бока общипанные, на голове плешина с шишкой, глаза грустные и слезятся. Залез он в клетку, попил, семечек поклевал. После этого заметно повеселел, на жёрдочку взлетел и сказал:
– Как хорошо здесь! Никуда больше не полечу!
С тех пор дверца в клетке всегда была открыта, но Попугай никуда больше почему-то не улетал.