Должность оператора, как бы не самая главная, скрывала на самом деле неограниченные возможности. И меня в этот рай заманил он: остальные слишком величественны, чтобы думать. А он как-никак окончил ВГИК. И выяснилось — фильмом крутил он. И имел на меня четкие планы. Режиссер был слишком величественен, чтобы работать. А Тимур (имя подлинное) тогда работать еще мог. И все знали: если надо что-то сделать — обращаться к нему. Фамилия его теперь слишком известна, чтобы ее называть. Теперь он снимает самые известные фильмы в стиле фэнтези. А тогда он был упоен искусством серьезным, настоящим, в рамках фильма про детей и чекистов. Внедряясь в детско-чекистский фильм, он делал в нем фильм модернистский, изысканный, даже утонченный. Я видел эти куски, дивные пейзажи, но подумал, что такого не может быть, что это так, «гениальная опечатка» — но тут явился их автор. Мы встретились вовремя. Я готов был исполнить (вписать в фильм) любые его прихоти, но лишь с небольшой нагрузкой: он выполнит все мои. Поняв, что мы можем это сделать, — задохнулись от счастья!
Я сразу приступил к главному: Шкапский переулок! Тимур, который до ВГИКа выучился еще в местном университете, сказал, что слышал про такой, где-то он был тут рядом. Мы пошли в его любимую библиотеку: прохлада, старые кожаные кресла, обожающие Тимура интеллигентные библиотекарши. И самая лучшая из них, Ада Львовна, спасшаяся в Ташкенте блокадница, провела нас в подвал. И в Ташкенте, оказывается, есть места, где прохладно. Хрупкие книги с грубыми штампами: «Подлежит уничтожению», «Списано», «Спасено». Осторожно перебирали… И вот — хрупкая, как осенний лист, брошюра: «Участники революционных событий в Ташкенте».
Естественно — грубый чернильный штамп: «Подлежит уничтожению». Ада Львона открыла страницу, и оказалось, что Шкапский — это не переулок, а… человек!
Шкапский Орест Авенирович
1865, Ташкент — 1918, Верный.
Учился в Москве, в Петровской Сельскохозяйственной Академии. В 1887 году арестован за участие в организации «Народная воля». Был в ссылке в Туркестане с 1887 по 1895 год. С 1899-го — действительный член Туркестанского отдела Русского Географического общества за труды по этнографии и статистике. В 1901 году удостоен Серебряной медали Русского Географического общества. Служил в областных органах управления Ташкента, Верного, Петербурга. С 1906 года член Народно-социалистической (Трудовой) партии. После Февральской революции был направлен в Ташкент по поручению Временного правительства «для устроения Семиречья». Став членом Комитета управления Туркестана, предпринял попытки урегулирования отношений между русскими, киргизами и дунганами и коренным населением Пржевальского, Пишпекского и Джеркентского уездов. После Великой Октябрьской революции в ноябре 1917 рассылал воззвание, в котором призывал областных и уездных комиссаров Семиречья не исполнять никаких распоряжений большевиков, называл себя единственным представителем конституционного правительства в Туркестане. После того как установилась советская власть, активно сотрудничал с Комитетом Семиреченского казачества, был их представителем в органах власти. В 1918 году был Управляющим по национальным вопросам в городе Верный, снят с должности, после чего предпринял попытку побега в Китай, но был задержан. Благодаря многочисленным ходатайствам помилован, однако при невыясненных обстоятельствах убит в апреле 1918 года в г. Верный.
Я положил брошюру на стол… Да. Судьба Шкапского не совсем благополучна. Мог в 1920-х годах, когда здесь жил отец, быть Шкапский переулок? На дореволюционных картах мы его, естественно, не нашли. На первой послереволюционной карте — 1934 — его тоже не было. Видимо, уже? Но ведь не мог отец, будучи девятилетним мальчиком, это название придумать!? Позвонить отцу? Он еще не оглох полностью, но вряд ли расслышит! Перевозбудится, начнет кричать… Не надо.
— О! — вспомнил я вдруг один его рассказ: купался! В речке Солар! Прыгали в воду! Это где?
— Ну, — произнесла Ада Львовна, — Солар у нас через весь город течет. Но прыгать… Это, скорей, возле моста Горбунова!
— А мне кажется, это где-то тут рядом, недалеко от Жуковской, — задумчиво произнес Тимур. — Где ты живешь? — он повернулся ко мне.
— Я понимаю — здесь больше нравится натура! — улыбнулась Ада Львовна.
— Так давайте же скорее снимать! — вскричал я.