Юноша с беспокойством осмотрел толпу, и его шея моментально стала малинового цвета. Такого страха Дима не испытывал даже при битве с ведьмами.
— Кажется мне здесь не очень рады, — шевельнулась в голове предательская мысль.
Дима с надеждой глянул на жгучее синее небо, пытаясь увидеть там своего боевого коня. Но небо было девственно чистым. Ни одного намека на то, что там находился конь.
Раздался чей-то гортанный громкий возглас, и эфиопы, стоящие впереди, недовольно заворчав, стали оттеснять напиравших сзади, пытаясь сделать круг пошире.
После долгих препирательств, толчков и недовольных возгласов оттесняемых, круг немного стал шире.
Вперед выступил высокий эфиоп, судя по тому почтению, что ему оказывали остальные, и по его одежде, вождь. Одет он был интереснее других. В его длинном крючковатом носу, сурово нависшим над верхней губой, сверкало серебряное кольцо, а на голове разноцветными перьями пестрел высокий головной убор. Дополняли эту картину взгляд, полный гнева, и свирепое выражение раскрашенного лица. Он его потом еще не раз вспоминал. И эти воспоминания совсем не радовали его. А можно даже сказать всегда портили настроение надолго.
Неожиданно на середину круга, решительно раздвинув толпу, вылезла оборванная и истасканная фигурка с головой, украшенной каким-то облезлым головным убором. Не успел вождь и рта открыть, как он подскочил к ошалевшему от такой наглости вождю и захрипел, захлебываясь собственной слюной, которая обильно текла из его рта, лишенного большинства зубов. Оставшиеся зубы вольготно разбрелись по всему доставшемуся им пространству, окончательно портя производимое их хозяином впечатление.
— Вождь, ты посмотри какой он белый да упитанный. И чего с ним вести лишние разговоры. Только время теряем. Дозволь мне его вот этим ножичком, — эфиоп завернул ловко руку куда-то за спину и вынул широкий, грозно блеснувший в свете ярко южного солнца, нож, — а потом и в котел. Мы давно не ели такого нежного мяса. Около моего шатра уже давно стоит костер с сухими дровами. Мы его быстро сварим.
При виде этого ножа, и оглашении своей неприглядной участи этим неприятным типом, слабость охватила Диму такая, что он, покачнувшись ненароком, прислонился к стоящему за его спиной эфиопу. Он тут же получил от того такой пинок в спину, что пробежал почти на четвереньках через весь круг и чуть было не свалился под ноги злорадной ухмыляющейся толпе.
— Ну, кажется все. Тут никакие заклинания не помогут, — подумал Думус, глядя на искаженные злобными ухмылками неприветливые лица окружающих.
Вождь в задумчивости посмотрел на наглеца, почесал со вкусом разукрашенную, лишенную волос, грудь и, не слова не говоря, двинул его по морде. От полученного удара истасканный отлетел прямо под ноги Диме.
Встав с трудом на ноги, сплюнул окровавленную слюну на безмятежно белый песок вместе с очередным выбитым зубом. Прикрыв окровавленный рот рукой, со злобой взглянул на Диму, будто он был виноват в этой неприятной ситуации. Посмотрел с сожалением на выбитый, одиноко лежащий в крови на ярко белом песке, зуб. Так до конца и не разогнувшись, пополз с круга, бормоча себе под нос что-то, вероятно, очень неприличное.
Вдруг по толпе пронесся едва уловимый шорох, изредка прерываемый недовольными воплями зазевавших эфиопов.
После некоторого бестолкового толкания в толпе образовался неширокий проход, по которому, гордо держа голову, шел высокий эфиоп, одетый еще экзотичнее и богаче вождя. С презрительной усмешкой посмотрел на уползающего в толпу истасканного.
Он подошел к вождю и, заученно изобразив на своем раскрашенном лице мину подобострастия, обратился к нему:
— О, великий вождь, дозволь твоему скромному слуге поговорить с таинственным незнакомцем. А потом уж делай с ним, что хочешь, хочешь скальп с него сними, а хочешь, свари его в своем большом котле со специями.
Вождь, еще полностью не придя в себя от наглой выходки истасканного, неуверенно оглядел ждущих его решения эфиопов. Не найдя ответа на мучащий его вопрос, махнул растерянно рукой.
— Говори, колдун. И пусть духи предков помогут тебе.
Колдун повернулся к Диме и его пронзительный взор проткнул юношу, как стрела ловкого эфиопа пронзает игуану на охоте. От его взгляда юноша вздрогнул и по его коже пробежал холодок, хотя воздух вокруг уже успел сильно раскалиться под лучами восходящего южного солнца.
— Ты кто, незнакомец, и с какой целью прибыл в наши края, — услышал Дима.
— Я из далекой северной страны и прибыл в ваши края за магическими травами, — едва слышно проговорил Дима, с трудом ворочая языком в пересохшем рту.
Юноша с облегчением заметил, что эфиоп, услышав его слова, неожиданно расслабился. Его толстые губы дрогнули в улыбке, обнажая белоснежные на черном фоне лица зубы. Лук, который тот держал в руке все это время, был небрежно отброшен в сторону. Колдун поднял правую руку вверх и зычным голосом произнес:
— Это колдун из далекой северной страны. Он находится под охраной нашего бога. Так что сегодня мы варить никого не будем. И быстро все разошлись, пока я не призвал силы небесные, чтобы покарать вас нечестивых свиней.
Эфиопы, услышав эти грозные слова своего могущественного колдуна, недовольно зароптали, но увидев свирепый взгляд наместника бога на земле, неохотно начали расходиться, постоянно оглядываясь на оставшихся на берегу двух колдунов.
Дима, поняв, что непосредственная опасность прошла, не задев его своим черным крылом, подняв голову, решился, наконец, внимательнее рассмотреть своего спасителя. Это был высокий, очень худой эфиоп. Его худое, удлиненное лицо было украшено седой довольно жидковатой бородкой. Голова у него, как отметил Дима, была замечательная, остро вытянутая вниз. Ее венчала шапка коротких кучерявых волос, обильно тронутая сединой. Нижняя, довольно толстая, губа была сильно выпячена вперед. От этого создавалось впечатление, что лицо его носило вечный капризный отпечаток. Глаза были большие и слегка навыкате, блестящие антрацитом. Росту он был высокого, и слегка сутулился. Говорил глуховатым голосом, но так основательно, уверенно, как человек, который долгое время повелевал, и уже успел к этому привыкнуть. На нем были старые местами порванные шорты, видавшая виды, выгоревшая на солнце футболка, давно и бесповоротно потерявшая свой первоначальный цвет. Длинный белый платок с неширокой красной полосой, идущей вдоль, был небрежно наброшен на шею. В руках у него был посох, которым тот пользовался, вероятно, для помощи при ходьбе по высоким холмам, окружающим небольшую равнину, на которой они остались стоять наедине.
— Значит ты один из слуг нашего верховного колдуна?
Решив, что в данной ситуации не стоит выяснять, кого имел в виду его собеседник, вникать во всякие несущественные мелочи, Дима охотно согласился.
— И какие же растения тебе нужны, мой младший брат?
Юноша, покопавшись в карманах джинсов, выудил на свет клочок бумажки, на котором был записан список необходимых ингредиентов. Эфиоп взял бумажку в свои руки и, близоруко щурясь, начал читать. Вероятно, ему пришлось применить свою колдовскую магию, чтобы понять, что было написано на клочке бумаги неизвестным почерком. Лишь спустя некоторое время он удовлетворенно хмыкнул и, протягивая юноше лист, проговорил своим характерным голосом:
— Понятно. Судя по ингредиентам, это магическая мазь для проникновения в мир мертвых. Отсюда я и заключаю, что ты истребитель колдунов. Это так?
— Это так, мой друг. Ты, как всегда, прав, — польстил Дима старому колдуну.
Колдун гордо, с высоты своего огромного роста, посмотрел на юношу.
— Ну, что ж. Придется нам с тобой отправиться в горы. Там есть все, указанные тобой растения. А где твой конь, мой юный друг, на котором ты сюда прибыл?
Только он это проговорил, в воздухе послышался тонкий, едва уловимый свист. Вскоре перед колдунами стоял конь, подозрительно поводя из стороны в сторону лиловыми глазами, и беспокойно перебирая ногами на белоснежном песке.
Дима, увидев предавшего его коня, подошел к нему и сильно врезал тому по животу. Где-то в глубине тела глухо екнула селезенка. Конь присел на задние ноги, потом с трудом выпрямился и еще чаще запереставлял ногами. Виновато опустил большую голову, как бы прося прощения у своего всемогущего хозяина.