В закрытом Угорске он прижился, несмотря на то что первое время ему было странно каждый раз показывать пропуск. У них в деревне дома никогда не закрывались, а место, где хранился ключ, знал каждый. Останавливаться для досмотра на КПП — контрольно-пропускном пункте — он привык, ко всему привыкает человек. Семен Палыч привез в город младшую сестру, от которой сбежал муж, с сыном Яковом, помог с квартирой.
— Яков не нашей породы, — твердил он сестре. — Учится кое-как. Присматриваюсь к нему, но ничего путного пока не наблюдаю.
Сестра только вздыхала и молилась про себя, чтобы Семен ей продолжал помогать, одной Якова ей было не потянуть. Другие сестры осели в деревне, жили трудно, у каждой имелась своя семья.
Раз прибилась к Семену, значит, надо держаться за брата — так она думала. Брат крепко стоит на ногах.
Семейная жизнь Чистова не складывалась. Красавица-жена оказалась взбалмошной, капризной и своенравной, покупка хороших тряпок и желание отдохнуть всегда были у нее на первом месте. Он бы и пережил ее дамские выкрутасы, но она была холодна в постели. Семен вначале даже пытался наполнить их отношения романтикой, потом махнул рукой и списал все неудачи на физиологическую несовместимость. Мужская энергия требовала выхода, и он его нашел, благо в каждом городе есть целые легионы одиноких женщин. Такие женщины отчаянно доказывали, что они могут быть сильными — водить машину, быть директором, — но все время находились в поиске «женского счастья». Их выдавали глаза, печальные и тревожные, и Семен легко их завоевывал. Он давал им самое главное — мужскую нежность и ощущение любви. Как мужчина он полностью соответствовал их представлению о герое — был высоким, приятным, образованным и честным, потому что не собирался жениться и никому ничего не обещал. У них не было к нему предложений почистить ковер или сходить за хлебом, с этим они справлялись сами, он наполнял их жизнь эмоциями и иллюзиями. Такие женщины, изголодавшись по вниманию, сексу и мужской ласке, верили в красивую сказку и были его многочисленными мимолетными увлечениями. Он даже называл их одинаково: «лапочка», и не было риска спутать одно имя с другим и нанести барышне душевную травму отношениями без будущего. Настоящее с ними Семена устраивало.
— Лапочка, конечно, я тебя люблю, — признавался он каждой, и они его боготворили.
Когда молочный бизнес Семена Палыча вдруг начал давать сбой — появились конкуренты, городской рынок сбыта был ограничен, требовалось выходить на область, чтобы удержаться на плаву, — с партнерами состоялся серьезный разговор.
— Я против выхода в область. Там высокая конкуренция, наша продукция не пойдет, плюс транспортные расходы выйдут в копеечку, — говорил один партнер. Другой добавлял:
— Надо покупать новую линию, новый завод. Оборудование стареет, мы не меняли его несколько лет.
— Давайте сначала посчитаем. — Семен был прагматиком. — Думаю, что оборудование действительно надо обновлять, но и без области мы не сможем. Снижать объемы продукции нельзя, а в Угорске продукция не расходится. Нужно подумать о новой линейке продуктов, нужны инвестиции. Учтите, что банки повышают процент на кредиты.
К общему знаменателю на партнерской встрече не пришли, но Семен рискнул и вложился в оборудование. Он почувствовал неладное через две недели, когда запустил склад под новую продукцию и заключил договора с областью. Причины своего беспокойства Семен так и не понял, но с того дня привык доверять интуиции.
Следующей ночью ему позвонили:
— Ваш завод горит!
Он приехал, когда огонь догорел. В пепле и углях от большого костра валялись мелкие металлические осколки: трубы, бидоны, переходники. Завод исчез, растворился в пламени пожара, и доказать, что оборудование перед пожаром вывезли, было практически невозможно.
— Сгорело все подчистую, — сказал пожарный, отряхивая копоть с комбинезона. — Что же вы противопожарную безопасность не соблюдали? Тоже мне, бизнесмены! Чудилы!
Семен глотал черную пыль, и одна мысль не давала ему покоя:
— Кто?! Кто это сделал?! — И он завыл громко и протяжно, как смертельно раненный зверь.