Травкин появился дома на рассвете и сразу разбудил мать.
— Мамочка, я женюсь.
Женщина удивленно воззрилась на сына. Уходил туча-тучей, вернулся как розовое сияющее облачко.
— Мамочка, она такая….такая…
Если слов не хватает, значит, хорошая.
— Ее Таней зовут.
— Чудесное имя. Только где ж ты ее нашел?
Петр чуть не ответил: в революционном кружке, но вовремя спохватился. Матери это знать не зачем.
— Нашел, это главное.
— Ложись спать, жених. Утро вечера мудренее.
Однако сон не шел. Сердце ела тревога: «Вдруг пока я сплю, Таня убежит в свой проклятый террор? Вдруг уведут ее злые люди?»
На ходу застегивая рубаху, бросился Петр к Таниному дому. Пристал к дворнику:
— Барышня из двенадцатого номера дома? Никуда не выходила?
— Дома, — отмахнулся дворник с усмешкой. Эк, разобрало парня. Только проводил барышню и сразу же снова прибежал назад. Малохольный.
— Точно дома? Точно не выходила?
— Точно, точно.
— Я тут посижу, — Петр кивнул на лавочку во дворе. Нарушая правило, дворник благодушно позволил:
— Сиди.
Верным псом сидит Петр Травкин, с умилением взирает на окна двенадцатой квартиры, стережет милую-любимую.
Утром соседская кухарка позвонила Тане в дверь, игриво подмигнула:
— Вас, барышня, во дворе молодой человек дожидаются.
Таня, птицей белой, в рубашке ночной, в капотике кружевном на балкон выскочила, рукой замахала, поднимайся, Петечка. Потом быстрый взгляд в зеркало кинула: хороша? Хороша, подтвердила зеркальная гладь. Загляденье, просто! Как была неодетой, простоволосой, полетела н встречу Петру. Прильнула, обняла, губы для поцелуя подставила. Соскучилась, прошептала нежно.
У Петра голова кругом. Под рубашкой и капотиком ничего нет. Одна гладкость и соблазн. Помоги Господи, взмолился со скрежетом зубовным. Удержи.
Полдня пролетело в хлопотах и сумбуре. Искали церковь, попа уламывали, платье покупали. Деньги, вытребованные у пристава Уточкина, на благое дело тратили. На счастье, красоту и благочиние.
Вечером, круша препоны, утверждаясь в супружеских правах, Петр Травкин, рвал платье в клочья, стонал, мычал, не верил в свалившееся счастье, зато верил словам, что шептала истерзанными губами молодая жена, Таня Травкина.
— Я тебя люблю…я тебя так люблю …даже больше, чем революцию…
…Надин выслушала рассказ Петра с нескрываемым удовольствием. Какая хорошая история!
— Что ж, поздравляю, Петечка. Любовь, свадьба, брак — это прекрасно. Настоящий подарок я тебе подарю позднее, а сейчас возьми хоть бы эту рамку для фото. Она серебряная, дорогая, работа известного французского мастера. — Надин достала из ридикюля кружевного литься овальную плоскую коробочку, раскрыла, поддев ногтем усик замка извлекла из ниши портрет Матвеева. — Павел Павлович тебе, думаю, к ни чему.
– А можно мне ваше фото попросить? — Петр улыбнулся смущенно. — С надписью? Пусть наши дети знают, кто составил счастья их родителей.
— Конечно. У меня, кстати, и карточка найдется. Она, правда, великовата, но ты обрежешь, — Надин достала из сумочки обтянутый кожей блокнот, из кармашка в обложке вынула свою фотографию, быстрым почерком вывела на обороте: ««Пете и Тане от Надин Матвеевой с пожеланиями счастья». — Я гляжу, ты уже о детишках задумался? А как же задание? Неужели выходишь из дела?
— Надежда Антоновна, наш договор в силе. Свои обязательства я выполню.
— Отлично. Я ведь без тебя, Петя, как без рук. — Надин вздохнула с облегчением.
Травкин хмыкнул насмешливо:
— Я без вас, как всадник без головы, вы без меня, как фокусник без рук. Хороша парочка!
— Мы с тобой отлично дополняем друг друга. А уж с Ваней и Витьком и вовсе непобедимая сила.
— И куда наша сила направит новый удар?
— Дел хватает. Во-первых: Виталик Орлов. Нельзя допустить, чтобы парень погиб. Во-вторых: чиновник Борис Михайлович Лаубе. Пора приглядеться к сему господину. В-третьих: надо прогнать из города Скрижальского и Семенова. Как они восприняли вашу свадьбу. Вряд ли новости пришлись им не по вкусу.
— Да, уж… — Петр, сдерживая смех, наморщил нос.
— Что ты натворил? — всполошилась Надин.
— Ничего особенного, — Травкин победным маршем прошелся по классу. Встреча проходила, как всегда, в помещении заводского реального училища. Летом, в отсутствии учителей и учеников, помешать беседе было некому.
Утром после свадьбы, пока молодая супруга мирно почивала в семейной постели, Петр хозяйским взглядом оглядывал новые владения — шесть комнат, обставленных хорошей мебелью, бронзовое литье на шкафах, фарфор, хрусталь, серебро. От полноты ощущений кружилась голова. Приданое женушка принесла богатое: себя умницу-красавицу, непорочность и дом-полную чашу. Что же предложить в ответ?