Руководитель отдела был немного странным, и я общалась, в основном, с Эльгеном или Эликом, как его все звали. Он стажировался довольно долго в Америке, где поднабрался новых идей и веяний. Он и выглядел «по-американски»: с короткой стрижкой и моложавый, как мальчишка, хотя был даже немного старше меня. Однажды он мне сказал, что ему негде стричься, и я простодушно вызвалась ему помочь, поскольку сама стригла Виталия. Жил он вблизи института по дороге ко мне домой, так что однажды я к нему зашла и постригла. Меня не беспокоило, будет ли кто дома и что он не женат, потому что я не рассматривала его (впрочем, как и всех других) как мужчину, а только как сотрудника. Элик был доволен, сказал, что я поработала как скульптор, но Виталий весьма удивился и пожелал в дальнейшем оставаться единственным моим клиентом.
Постепенно группа разрослась в отдел. Мы располагались в большом зале вместе с конструкторским отделом и отделом по организации производства. На весь этот зал был единственный телефон, который я после вступления в кооператив, долгое время занимала больше всех остальных. Дома у нас телефона не было, и я плотно и на длительное время оккупировала аппарат отдела. Удивительно, что никто мне не сделал ни одного замечания, а между тем, я не только мешала другим, но и говорила прямо над ухом начальницы конструкторского отдела. Ею была Светлова Е.Ф., очень властная современная женщина. Она коротко стриглась, курила, играла в бильярд, ездила на автомашине «Волга», что было тогда большой редкостью, и подбирала себе коллектив почти исключительно из молодых мужчин, в основном, евреев. Как я позже поняла, она была связана с правозащитным движением, и не случайно впоследствии стала тёщей А.И.Солженицина.
Институт был настоящим прибежищем свободомыслящих людей. У нас работала целая группа диссидентов, самой известной из которых была Наталья Горбаневская. Ко времени моего поступлению в институт она уже довольно долго вела активную правозащитную деятельность и была хорошо известна КГБ, тем не менее, трудилась в издательском отделе. Я ничего не знала об этой стороне её жизни и даже после событий 1968 года, когда она с грудным младенцем в коляске вышла на Красную площадь в числе нескольких человек в знак протеста против ввода наших войск в Чехословакию. Только много лет спустя, я узнала о судебном «деле четверых», которое было возбуждено против этой группы, а в 1973 году, будучи в Финляндии, увидела её книги в магазине.
С Натальей Горбаневской я довольно плотно общалась в процессе подготовки изданий двух книг по результатам нашей работы, где я была одним из авторов, а она техническим редактором. В общении она была очень приятной, деликатной и дружелюбной, угощала меня шоколадом. Наталья Горбаневская первая сказала мне, что эти книги могут быть для меня основанием для поступления в аспирантуру и посоветовала это сделать. Тогда я не восприняла этот совет всерьёз, но была благодарна за него.
Разросшийся к тому времени отдел разместили в изолированном помещении. Появился у нас и новый начальник — Валерий Иванович Ретинский, с импозантной внешностью, высокий, с седеющей волнистой шевелюрой, всегда прекрасно одетый, в строгих костюмах с белоснежными рубашками и манжетами на запонках. Он был деликатным, интеллигентным и, как впоследствии оказалось, добрым человеком. Вскоре стало известно, что он не женат, что вызвало большое волнение во всех отделах. Но Валерий Иванович держался отстранено и никому не оказывал особого внимания. К своим сотрудникам относился доброжелательно, никогда не делал никаких замечаний, даже если мы много болтали. В отделе к тому времени было человек десять, все молодые и среди них пять женщин, которым всегда было что обсудить. Как я теперь понимаю, такие начальники редко встречаются в жизни. К счастью, на моём пути такие были и не только в этом случае.
Никакого напряжения в работе не было, как не было и конкретных планов с конечными результатами. Нужно было только оформить представительный отчёт о работе, содержание и объём которой мы же и определяли. Отчёты были наполнены схемами, графиками и даже формулами. Нашим чертёжникам и оформителям было, над чем поработать и показать в ГОССТРОЕ «товар лицом». Валерий Иванович, насколько я помню, не особенно вникал и в содержание нашей работы, во всяком случае, не делал никаких предложений, а только читал и слегка редактировал тексты. Мне он говорил, что я пишу как Хемингуэй, видимо, подразумевая краткость содержания. Но я не была краткой, когда писала на работе личные письма, в то время, как прикреплённый ко мне техник переписывала для меня рецепты французской кухни.