Гарри слушал, стоя на пороге, и у него - не у порога, а у Гарри, хотя не исключено, что и у порога тоже, за компанию - вяли уши. Несомненно, это был великолепный спектакль… но, ради Мерлина, перед кем он здесь разыгрывается?! Перед кем мечется весь бисер обличительного красноречия? Сам Дамблдор и Гарри отлично знают, что директору всё равно, как именно прошли все эти пятнадцать лет на Прайвет-драйв; на Дурслей так или иначе это не возымеет никакого эффекта - это всё равно что объяснять червяку человеческим языком, что чувствует дракон, когда летает. Тогда зачем? Просто ради поддержания имиджа?
- Так ты уйдёшь следующим летом навсегда? - прервал размышления Гарри голос Дадли.
- Ага, - рассеянно кивнул Гарри. - Я буду совершеннолетним…
- И… опять проведёшь здесь две недели?
Гарри пожал плечами.
- Судя по тому, что только что сказал Дамблдор, я проторчу здесь до самого дня рождения, больше месяца. Не печалься, этот месяц будет последним. Уж если ты десять лет терпел меня каждый день, месяц как-нибудь переживёшь.
- А тебе обязательно уезжать? - робко спросил Дадли.
«Либо у меня что-то со слухом, либо в Запретном лесу сдох кто-то очень крупный».
- Ты готов, Гарри?
- Да, сэр, - «нет, со слухом вроде всё в порядке».
- В таком случае, идём. И я хотел бы, чтобы ты держал мантию-невидимку при себе, на всякий случай. Кстати, я бы посоветовал тебе держать её при себе весь учебный год.
«От кого это он намеревается меня прятать?»
- А вещи я отправлю на Гриммаулд-плейс, пусть дожидаются нас там.
Гарри запихнул невесомую мантию в карман, нещадно комкая ткань; Дамблдор взмахнул палочкой, заставляя сундук, метлу и клетку исчезнуть. Ещё один взмах - и входная дверь распахнулась; на улице был туман, была темнота, и был холод. Гарри шагнул туда, не оглядываясь.
Глава 2.
Гарри с утра до вечера делал обещанные визиты,
что очень утомляло и раздражало его.
Барон Олшеври, «Из семейной хроники графов Дракула-Карди».
- Берись за мою руку, Гарри.
- Зачем, сэр? - Гарри коснулся левой ладони Дамблдора - холодной и сухой.
- Ты ещё не умеешь аппарировать, а нам срочно нужно добраться кое-куда. Приготовься, сейчас я аппарирую…
Гарри сплющило, сжало и протащило сквозь очень узкий шланг; глаза словно вдавило внутрь черепа, никакого воздуха, никакого пространства, барабанные перепонки готовы были лопнуть… холодный ночной воздух застал Гарри почти врасплох; он выпустил руку Дамблдора и выпрямился, чувствуя себя пропущенным через мясорубку. Должно быть, аппарацию придумал мазохист. А садист придумал сделать её общепринятой.
- Как ты себя чувствуешь? - Дамблдор заботливо застегнул верхнюю пуговицу куртки Гарри, закрывая горло последнего от ветра.
- Жить буду, сэр. Где мы?
- Это волшебная деревня Батлейт Бабертон.
- И что мы будем здесь делать?
- Мы должны найти кое-кого из моих старых знакомых и убедить его вернуться на работу в Хогвартс.
- Но… при чём здесь я, сэр?
- Я уверен, для тебя найдётся дело, - покровительственно взмахнул рукой Дамблдор, и Гарри впервые за всё это время увидел, какой стала правая рука директора: чёрная, сморщенная, будто обугленная.
- Сэр, что с Вашей рукой?
- Потом, Гарри, это долгая история… идём.
«Потом, когда доварится лапша, которую Вы будете вешать мне на уши, многоуважаемый господин директор?»
Церковные часы пробили полночь, когда Гарри и Дамблдор остановились у ворот каменного особнячка, утопавшего в цветах и приземистых деревьях с широкими кронами.
- Держи палочку наготове, Гарри, - Дамблдор открыл ворота и осторожно двинулся вперёд, освещая себе путь Люмосом.
«Кем должен быть этот «старый знакомый», чтобы надо было постоянно держать палочку при себе? Я бы сказал, что Аластором Грюмом, но к чему тогда являться ночью и тащить меня с собой?»
Дверь дома, как и ворота, открылась без малейшего сопротивления; Гарри это настораживало, но Дамблдор без тени сомнений и раздумий прошёл в гостиную. Гарри остановился на пороге комнаты и еле удержался от того, чтобы уважительно присвистнуть: такого бардака он ещё не видел нигде. Здесь будто бы прошёл берсеркер вместе со своим погрызенным щитом и зазубренным топором; диван и подушки-думки были взрезаны и покрыты слоем пуха и перьев - своих внутренностей, осколки стеклянной люстры хрустели под ногами Дамблдора, переливчатый фарфор, буквально стёртый в порошок, украшал собой практически всё в комнате, маятник треснувших, валявшихся у порога старинных часов сиротливо притулился в углу, по полу были разбросаны клавиши фортепьяно, и оно жалобно раззявило щербатый рот навстречу незваным гостям. На обоях красовались брызги тёмно-красной крови.