Она протянула Дювалю конверт с траурной каймой, с зачеркнутым адресом.
— Если бы бедная Вероника сообщила мне о своем замужестве, все было бы очень просто. Но ведь я для нее не существовала! Вот я и указала на конверте ее девичью фамилию, которую она снова взяла после развода. Письмо я отправила в Париж, по ее прежнему адресу. Оттуда кто–то — надо думать, консьерж — переслал его в Канны. Из Канн его направили в больницу в Блуа, а уж из Блуа вернули мне с пометкой: «Адресат неизвестен». Меня это удивило и встревожило. Времени у меня теперь много — сами понимаете, одна в пустой квартире, волей–неволей все время думаешь, — вот я и села на поезд и сегодня утром явилась в больницу в Блуа. Там они проверили по журналу приема больных и нашли ее имя: Вероника Дюваль, урожденная Версуа. Вот так я и узнала и о ее замужестве, и о несчастном случае. Мне дали ваш адрес… и все мне рассказали…
Дюваль немного успокоился, но вообще–то он здорово струхнул. Ему следовало бы подумать об этом заранее. Не скрывая любопытства, она поглядывала на вновь обретенного зятя.
— Там я узнала, что вы специалист по лечебному массажу… Даже в этом ей повезло… Да она и всегда была удачливой. Хотя мне не следует так говорить после того, что случилось… Как она?
— Неважно, — намеренно резко ответил ей Дюваль. — Совсем неважно… Весь правый бок парализован… говорить она не может… все еще слаба… В общем, калека.
— Ах, Рауль, как мне вас жаль!
Дюваля передернуло.
— Ведь вы позволите мне звать вас Раулем? — продолжала она. — Как же вы справляетесь?
Они неторопливо шли по аллее к крыльцу. Она быстро, словно хищная птица, высматривающая добычу, оглядела дом и сад.
— У меня весьма преданная служанка.
— Я ведь могла бы вам помочь… Когда такое несчастье, нечего ворошить прошлое, верно?
— Я вам очень признателен, но еще какое–то время ей придется избегать любых потрясений… Доктор запретил строго–настрого… Никакого шума, никаких посещений..
— Даже для родной сестры?
— Вот именно… Вы ведь не знаете… Она все еще очень, очень тяжело больна… Из–за пустяка у нее может подскочить температура.
— Стоило мне тащиться в такую даль… — обиженно протянула она.
— Если бы это зависело только от меня, — продолжал Дюваль, — я бы вас тут же провел к ней. Как же иначе? Но она мне этого никогда не простит… Знаете, почему?
Он наклонился и прошептал ей на ухо:
— Она считает себя обезображенной… На виске у нее еще осталось несколько шрамов и волосы пока не отросли: часть головы пришлось выбрить наголо, чтобы сделать перевязку
В черных глазах Терезы блеснул и тут же погас радостный огонек.
— Вероника всегда была гордячкой, — сказала она, — неудивительно, что теперь она не желает никого видеть.
— Прибавьте к этому, что она сильно исхудала. К тому же она в полном сознании, что только усугубляет положение. Она и меня–то еле терпит.
— Она совсем не говорит?
— Нет. Только делает знаки левой рукой. По существу, она отрезана от мира… Зайдете на минутку?
Они поднялись по ступенькам и остановились в прихожей.
— Я снял этот дом, — снова заговорил Дюваль, — потому что он стоит на отшибе. Соседей у нас нет. Машины почти не проезжают. Здесь тихо, как в больнице.
— Дом сдавался со всей обстановкой?
— Да.
— Вам это, наверное, недешево обходится.
— Приходится идти на жертвы… Вот гостиная.
Он распахнул дверь. Войдя, она тут же заметила фотографию на круглом столике.
— Да это же Фабьена! — воскликнула она. — Никуда от нее не денешься.
— Разве вы с ней знакомы?
— Вы спрашиваете… Еще бы! На свое несчастье.
— Присаживайтесь и расскажите мне все по порядку.
Она одернула юбку, чтобы та не смялась, и осторожно присела на диван.
— Только не говорите мне, что вы ничего не знаете!
— О чем вы?
— Разве Вероника не рассказывала вам, из–за чего мы с ней поссорились?
— Она избегала разговоров На эту тему.
— И правильно делала. Надо вам сказать, что Веронику вырастила я. Мать вечно болела. Она умерла от туберкулеза. Я пожертвовала всем ради этой девчонки. Она ведь меня на тринадцать лет младше, ну, я и относилась к ней как к дочери. Характерец–то у нее не из легких, ну да мы кое–как ладили. А потом она познакомилась с этой Фабьеной. И прямо влюбилась в нее… Только не подумайте ничего такого! Вероника — вполне нормальная женщина. Я просто хочу сказать, что она восхищалась Фабьеной до неприличия… Только и говорила об этой Фабьене… И во всем стремилась ей подражать. Но, на беду, у той водились денежки, а у нас–то не густо… Ведь я работала, мсье.