Р. Л. Вернемся, однако, на тот участок фронта, где бились до конца. Пока достигли Альте-Одера, понесли большие потери. Именно здесь погиб подпоручик Ришард Кулеша. Один писатель рассказывал об этом так: «Достань у меня из кармана часы, — прошептал Кулеша, — и засеки время, и скажи всем, когда я погиб. Часы показывали 17.05». Так ли все было? Через несколько дней после его смерти подпоручик Войцех Ярузельский отправил семье погибшего письмо. Знал ли он тогда все детали смерти друга?
В. Я. Ришард Кулеша погиб 18 апреля, совсем близко от Альте-Одера. С того времени прошло много лет. Но я всегда с горечью вспоминаю ту минуту, скажу честно, с каким-то ощущением личной потери. Он спустился в подвал передохнуть, был очень усталым, заснул моментально. Я с трудом его разбудил, он как бы что-то предчувствовал… Я сказал ему: «Ришард, пойдешь в 1-й батальон, организуешь разведку. Получше разведай систему обороны на Альте-Одере. Там тяжело». Он погиб, выполняя эту задачу. А про часы — все правда. Я помню фамилию ординарца Ришарда — Зелинский. Зелинский был свидетелем его смерти, он мне все потом рассказал.
Меня очень многое связывало с Кулешей, моим ровесником. Мы познакомились и учились вместе в офицерском училище в Рязани, вместе были направлены в 5-й полк 2-й дивизии имени Генрика Домбровского, в Сельцах на Оке. Попали в один и тот же 3-й батальон, командовали взводами. Были всегда близко друг от друга. Если скажу, что ели из одного котелка, то это не будет большим преувеличением.
Потом наши пути несколько разошлись. Весной 1944 года я был назначен командиром взвода конной разведки, а он остался в батальоне. Только осенью, уже на польской земле, Ришарду доверили командовать пешим разведвзводом, и мы снова оказались вместе.
Вскоре после освобождения Варшавы я принял командование разведкой полка. Наши с ним отношения, однако, неизменно оставались товарищескими, сердечными, это была настоящая дружба. Ришард был интеллигентным, смелым, доброжелательным, непосредственным. Солдаты его любили.
Я знал, что у него есть семья: отец, мать, сестры. То, что я написал им и разделил с ними боль, когда Ришард погиб, было естественным душевным движением. Его личные вещи… да какие там были у нас личные вещи — полевая сумка, разная мелочь… я потом передал его семье.
Всегда, когда бываю в тех местах на Одре, я навещаю его могилу. Все, кто там лежит, мне близки. Это кладбище в городе Секерки охраняет нашу границу так же, как каждый живой солдат, который стоит с оружием на посту на Одре.
Р. Л. А что происходило потом, после прорыва рубежа на Альте-Одере? Где и в какой момент пришла к подпоручику Ярузельскому весть о капитуляции Германии, о конце войны?
В. Я. Чтобы ответить на эти вопросы, хочу вернуться к июлю 1944 года. 1-я армия шла тогда через Люблин. И мы видели Майданек, а позднее — тысячи других следов фашистского варварства. Уже на немецкой земле участвовали в освобождении из лагеря Заксенхаузен заключенных разных национальностей, в том числе немецких антифашистов.
Расскажу теперь об одном из последних, но тяжелых боев на канале Руппинер. Там мы столкнулись с частями группы генерала Штейнера, который шел на помощь окруженному Берлину, причем сумел захватить плацдарм на южном берегу канала. Нам было нелегко. Разведка должна была проявить большую активность. До Эльбы оставалось всего несколько десятков километров, и уже это красноречиво свидетельствует, что до последней минуты война не была для нас легкой…
4 мая полк вышел к Эльбе и находился там три дня. 7 мая началась наша переброска в Польшу. С 8 мая на 9 мая мы были на расстоянии однодневного перехода от Эльбы. Там застал меня конец войны.
Я помню тот ночной фейерверк, ту сумасшедшую канонаду. От огромной радости мы стреляли в воздух, салютовали. Солдаты обнимались. Все понимали, что это конец боевого труда, военных тягот, и была естественная гордость, что дошли мы далеко, куда еще ни один польский солдат в нашей истории не доходил победителем.
Р. Л. Какие личные и солдатские отношения связывают Вас, товарищ генерал, с Щецином, с этим единственным польским городом на западном берегу нижней Одры?
В. Я. К Щецину я испытываю особое чувство. По разным причинам. Прежде всего, с этим городом связан важный этап моего солдатского пути. От боев на побережье Балтийского моря до боев на Одре. Там погибло и лежит в этой земле немало моих товарищей по оружию.