"Личность — мой лозунг, — писал он одному из своих тогдашних учеников[115], - я стремлюсь формировать личности".
Он говорил также:
"Если я в моей жизни помогу хоть одному человеку достигнуть свободы, мои труды не потрачены даром".
Следуя инстинктивному методу Рамакришны, он никогда не говорил через головы своих слушателей с этим бесхребетным целым — Публикой, как делает большинство ораторов и проповедников; он, казалось, обращался к каждому в отдельности. Ибо, как он и говорил, "один человек вмещает для него в себе всю вселенную"[116]. Ядро космоса — в каждой личности. Этот могучий основатель ордена остался, по существу, саньяси до конца[117] и хочет порождать тоже саньяси, людей свободных и принадлежащих Богу. Такова его цель в Америке, — он решительно осознал ее, — освобождать избранные души и делать из них, в свою очередь, сеятелей свободы.
С лета 1895 года несколько западных учеников ответили на его призыв, и он дал посвящение некоторым из них[118]. В дальнейшем они проявили себя весьма различно: Вивекананда, по-видимому, не обладал безошибочным зрением Рамакришны, который с первого взгляда проникал до дна души людей, раскрывая их прошлое, как их будущее, видел их обнаженными. Он собирал во время жатвы зерно и солому, предоставляя завтрашнему дню отделить солому и развеять ее по ветру. Но среди этого множества он пожал изумительные привязанности. Из учеников того времени никто не был для него так ценен, как — наряду с Sister Christine — молодой англичанин Дж. Дж. Гудвин, отдавший ему всю жизнь: с конца 1895 года он стал его секретарем, его правой рукой, как называл его Вивекананда; именно благодаря ему для нас сохранилось слово, посеянное Вивеканандой в Америке.
Его пребывание в Соединенных Штатах, прерванное с сентября по ноябрь 1895 года путешествием в Англию, к которому я еще вернусь, возобновилось зимой и продлилось до половины апреля 1896 года. Вивекананда продолжал здесь преподавание ведантизма в двух сериях лекций, и платных и на частных курсах в Нью-Йорке: одну в декабре 1895 года о карма-йоге (пути к Богу через труд), — изложение их считается его шедевром, — другую в феврале 1896 года о бхакти-йоге (пути Любви).
Он говорил для различных кругов в Нью-Йорке, в Бостоне, в Детройте, для народной аудитории, в "Метафизическом обществе" в Гартфорде, в "Этическом обществе" в Бруклине, или для студентов и профессоров философии Гарвардского университета[119]. В Гарварде ему предложили кафедру восточной философии, в Колумбии — кафедру санскрита. В Нью-Йорке он организовал, под председательством сэра Фрэнсиса Леггетта, Vedanta Society, которое должно было стать центром ведантистского движения в Америке.
Его лозунгом было: терпимость и религиозный универсализм. Три года путешествий по Новому свету, постоянное соприкосновение с мыслью и верой Запада помогли созреть его идеалу вселенской религии. Его индусский образ мыслей получил от них, в свою очередь, толчок. Чтобы великая религиозная и философская мысль Индии могла развить свой победоносный порыв и свое движение вперед, чтоб она могла проникнуть в дух Запада и оплодотворить его, необходимо было, как он говорил еще в Мадрасе в 1893 году[120], перестроить ее всю целиком. Внести порядок в эти джунгли идей и переплетенных между собою форм. Классифицировать великие системы вокруг определенных, устойчивых стержней всеобщего духа. Примирить между собою по внешности противоречивые понятия индийской метафизики (абсолютное Единство адвайтизма, Единство "умеренное" или "измененное", и Двойственность), сталкивающиеся в Упанишадах. Построить мост, который связал бы их с метафизическими понятиями Запада, установив сравнительную таблицу, которая помогла бы схватить родственные черты между глубокими взглядами самой древней гималайской философии и данными современной науки. Он мечтал написать этот Maximum Testamentum, это Всеобщее Евангелие. Он побуждал своих индийских учеников помочь ему в подборе материалов, необходимых для этой перестройки. Дело шло о том, говорил он, чтобы перевести индийскую мысль на европейский язык, "сделать из сухой философии, из мифологии, из странной психологии религию легкую, простую, доступную и в то же время удовлетворяющую требованиям наиболее возвышенных умов"[121].
116
В начале его путешествий по Индии, в 1890 году, под бананом, на берегу ручья, он впал в экстаз, в котором ему в одном атоме открылась вся вселенная.
117
Им непрестанно вновь овладевало пламенное устремление к жизни на свободе:
"Я стремлюсь одеться в лохмотья, обрить голову и спать под деревьями, питаться выпрошенной пищей…" (январь 1895 года).
118
Sister Christine набросала нам не без юмора портреты этих первых американских учеников, из которых многие в изрядной мере не оправдали ожиданий. Нужно особенно отметить шумную Марию-Луизу (которая приняла имя Абхайянанды), натурализованную француженку, хорошо известную в социалистических кругах Нью-Йорка; очень сложного и беспокойного Льва Лансберга (Крипананду), русского еврея по рождению, нью-йоркского журналиста, горячего и патетического; Стеллу, прежде артистку, которая чаяла найти в Раджа-йоге источник молодости; славного старого маленького доктора Уайта со своей кроткой и скромной Антигоной, мисс Рут Эллис. Оба они жаждали духовности. Затем ученики и друзья, наиболее близкие: мисс С. Е. Уолдо из Бруклина (позднее Sister Haridasi), которая сохранила нам в своей записи первые циклы лекций Вивекананды и которой он разрешил (весной 1896 года) учить теории и практике раджа-йоги; м-м Оле Булль, жена знаменитого норвежского артиста, друга Андерсена, который был одним из самых щедрых жертвователей на дело Вивекананды; мисс Жозефина Мак-Леод, воспоминаниям которой я многим обязан; м-р и мс-с Фрэнсис Леггетт, из Нью-Йорка; профессор Райт из Гарварда, который был другом, посланным ему судьбою при первом приезде Вивекананды в Америку.
Наконец, наиболее близкая его сердцу, молчаливая Мария у ног своего Мессии — мисс Гринстайдль (Sister Christine), которая сосредоточивалась и хранила в себе дух учителя, когда он громко говорил сам с собою…
В Гринекере, на берегу Мэна, в течение нескольких дней он, казалось, точно забывая о присутствии Христины, говорил один, ища свой путь, разбирал все проблемы жизни по очереди с разных точек зрения. И когда она робко выражала свое удивление по поводу противоречий в высказанных суждениях, он говорил:
— Разве вы не видите? Я думаю вслух.
Ибо внутренняя борьба, происходившая в Вивекананде, должна была быть излита им в словах, для себя одного.
119
Особенно важное значение имела лекция, прочтенная им в Гарварде, о философии Веданты и последовавшие за ней прения (25 марта 1896 года).
120
"Пришло время для пропаганды веры. Вера Риши должна быть динамической… После того, как она сосредоточивалась целые века, ей нужно выйти за свои пределы".
121
Отвлеченная адвайта должна стать живой и примешать свою поэзию к повседневной жизни. Нужно, чтобы из непроходимой чащи мифологии определились возможные, конкретные моральные очертания, а из сумасшедшего йогизма — научная и практическая психология…