И здесь же, у костра, от далекого прошлого ребята возвращались к настоящему и будущему — сговаривались, как помочь соседнему колхозу, создавали бригады для борьбы с сорняками на просяном поле, или для прополки картофельных массивов, или для сбора семян кормовых трав, мечтали о будущей, взрослой жизни…
— Ты почему сегодня такой грустный? — удивилась Наташа молчаливой, почти угрюмой сосредоточенности мальчика.
— Ничего не грустный, а так… — Он отвернулся, сорвал с куста новый листок и сунул его в рот. — С чего ты взяла — грустный?.. Хотя, — сказал он, чувствуя необходимость оправдаться, — хотя верно. Я не любил уезжать в лагерь и этим летом тоже не хотел ехать. А получилось хорошо. Так было хорошо, что теперь жалко.
— Правда, весело было? Почему же ты все листочки грызешь?
— Так…
Обогнули маленькое лесное озеро, выбрались по рыхлому песчаному насту на низменный берег. В воде шевелилась изумрудная бородатая тина. Наташа уселась на мшистый камень, вытряхнула из башмаков песок, быстрыми ласкающими движениями провела ладошкой по одной и другой ступне и, обуваясь заново, обратив снизу на спутника лукавый взгляд, сказала, дразнясь:
— «Так»… «Так»… Сегодня с тобой не очень-то разговоришься. Ну, что «так»?
— Так… — снова повторил он, досадливо поведя плечами, но тут же улыбнулся. — В прошлом году, — сказал он без всякой видимой связи, — нас еще могли насильно стричь, а в седьмом классе уже не будут, не имеют права.
И он стал вспоминать, как весной надо было идти к одной знакомой девочке на день рождения, а тут, как назло, директор приказал всему шестому классу наголо остричься. Наступил вечер, девочки уже собрались, а мальчишки все не идут — Алеша и еще двое его приятелей, Коля и Толя. Девочки несколько раз звонили по телефону, звали, торопили… Ну как было пойти в таком виде? Уши у всех торчат, как лопухи. А девчата опять звонят, спрашивают: «Да в чем дело-то?» Пришлось сознаться. А они: «Остригли? Ну, и что? И других причин, спрашивают, никаких нету?.. Ну, говорят, бегите скорее к нам, дураки!» И все втроем тотчас побежали. Еще как! Бежали со счастливыми криками, прыгая сразу через три-четыре ступени на лестничных пролетах большого дома…
Наташа, слушая, громко смеялась. Алеша закончил свою историю, а она все смеялась и без конца расспрашивала о подробностях — так, что он наконец почувствовал себя задетым.
— Да, — уже с легким смущением размышлял он вслух, — каких-нибудь четыре месяца назад мы были совсем маленькие, глупые. И вдруг… Мне и самому теперь смешно, как это все было.
Они пробирались все дальше в лес. В разных местах за деревьями показывались и исчезали красные галстуки, — значит, нашлись в лагере еще пионеры, пренебрегшие ради последнего дня строгими запрещениями Марьи Петровны! Звонко разносились по лесу их голоса. А Наташа расходилась все больше и, посмеиваясь, досаждала Алеше будто бы сочувственными замечаниями.
— Да будет тебе! — сказал он. — Небось и сама.
— А что? Что сама?
— А то! Помнишь, на прошлой неделе…
— А что на прошлой неделе?
— Когда вы в «штандер» играли… Помнишь?
— Ну, помню, — с удивлением ответила Наташа и вдруг густо покраснела под своей широкополой шляпой. — Ну, помню, в «штандер» играли. Ну, и что ж?
— Ничего, конечно. А только и ты была тогда… будто не четырнадцать лет тебе, а только-только пять исполнилось. Я видел!
— Да что ты видел? Вот еще! И ничего такого ты не мог видеть… — возражала она, еще пробуя улыбаться в надежде, что он не все знает.
Игра в «штандер» заключается в том, что девочки, в очередь подбрасывая мяч, называют имя той, которая должна его ловить, а все остальные в ту же секунду мчатся в разные стороны. «Штандер!» — выкрикивает девочка, лишь только мяч оказывается у нее в руках. По правилам игры этот возглас, как магическое заклинание, обязывает всех участвующих застыть на бегу и держаться недвижной мишенью. Девочка мячом старается попасть в одну из них. После пятого промаха наступает расплата. Проигравшая обрекается в жертву игре — она теряет свое настоящее имя, и все девочки, посовещавшись, дают ей какое-нибудь новое, непременно обидное. Наташа в ту злополучную игру проиграла дважды подряд и стала сначала «Крысой», потом «Крысой Крокодиловной»… Хмурясь, она вскоре вышла из игры. Алеша видел это, как она ни таилась. Да, да! Он все видел!
И тогда, убедившись, что он все знает, Наташа, стыдливо отворачиваясь, призналась:
— А то не обидно!
— Я не спорю… — Теперь наступила очередь Алеши говорить словами веселого и ласкового участия. — Конечно, обидно. Шутка сказать!