Мероприятие проводилось в одном из конференц–залов крупного отеля в центре Москвы. Неожиданно, но народа собралось так много, что все сидячие места перед подмостком, вроде сцены, были заняты, и я слился с толпой, стоящей в конце помещения. Весьма непрестижное расположение огорчило меня, ведь я стремился показать себя в свете состоятельном, а вместо этого теснился с остальными, постоянно следя за тем, чтобы ничья спина не помяла мне букет цветов.
Когда Рарочка вышла на сцену представлять свой проект, всё моё существо ожило, а в сердце словно запорхали прекрасные пёстрые бабочки, своим полётом сбившие моё дыхание. Я так волновался тому моменту, когда выйду к ней с цветами, что чем дольше любимая держала речь, тем более холодными и потными становились мои руки. Её голос был спокойным, нежным, уверенным. Однако она, как и тогда в Ираке, стеснительно сжимала плечи, ловя на себе взгляды публики, и смущённо опускала глаза, чтобы зрительные контакты не сбивали её с повествования. Меня в толпе она не разглядела, и это было к лучшему, ведь моя совесть вовсе не хотела сбивать её с ответственного выступления. Такая утончённая, хрупкая и лёгкая, Рароша была самой великолепной бабочкой, кружившейся в моём сердце.
Её журналистский проект раскрывал души мирных жителей, что оказались жертвами войны в Ираке. Всё это мне было знакомо, а потому я мог лишь удивляться её таланту преображения словесных историй в формат структурированной проектной работы. По окончанию презентации, Рароша предложила слушателям, заинтересовавшимся проектом, написать короткие вопросы, на один из которых она была готова ответить прямо в зале, а на другие – по электронной почте после конференции. Организаторы мероприятия спустились к народу, и каждый желавший задать свой вопрос, писал его на бумажке и бросал в корзинку, что они носили с собой. «Почему бы и нет?!», – подумал я и добавил записку к десятку других.
Когда все вопросы были собраны, любимая опустила в корзину своё изящное запястье и вытащила наугад бумажку. «Вы же одна из выживших в Ираке. Как прозвучит Ваша личная история?», – зачитала она случайно выпавший мой вопрос, и взволнованно глянула в зал, понимая, что задать его мог только тот, кто знал о том, что там случилось. Удивлённый, но не растерявшийся, я вышел из толпы вперёд, встав прямо за спинами сидящих. Увидев меня, она закрыла рот рукой и, не сумев сдержать накативших слёз, заплакала и ушла со сцены. Я бросился за милой с цветами и подарком, но на полпути был остановлен её родителем.
– Пропустите! – дёрнулся я.
– Не позорь мою дочь! Ещё не хватало публично её обесчестить своим присутствием! Дай сюда свои цветы и проваливай! – полушёпотом проскрипел мужчина зубами.
Не дождавшись моих действий, он выхватил букет и свёрток у меня из рук и, как ни в чём не бывало, вернулся на место. Организатор конференции спустя минуту объявила, что девушка слегка разволновалась, ведь это была первая проектная работа, написанная ей из опыта общения с жертвами Иракской войны. Выйдя обратно на подмосток Рароша извинилась перед залом и ответила на мой вопрос:
«Мой опыт выжившей – это история о доблести солдата, который спас меня, рискуя собственной жизнью. Попавшие под обстрел, мы выбирались из багдадского ада, следуя его смелости и смекалке. Однако у этой истории печальный конец – герой успел посадить меня в дружеский танк перед тем, как его взяли в плен, в котором он без вести исчез. Спасибо за вопрос!».
Рароша покинула зал вместе с отцом и, возникшим ниоткуда, супругом, а я, сокрушённый концовкой её рассказа, потерял то место в сердце, где парили бабочки, и в темноте, настигшей мою душу, в отчаянье повесил руки. «Почему она так поступила? Дала понять, что между нами всё закончено? До сих пор злится из–за Калеба? Испугалась супруга? Не хочет, чтобы люди знали о том, что случилось в Ираке?», – запутался я во мраке размышлений.
Через двадцать минут, слегка приведший в норму душевное равновесие, я вышел из конференции и направился к автобусной остановке. Проходя мимо открытой парковки отеля, я заметил чёрный БМВ, в салоне которого сидела возлюбленная с отцом, а за рулем был её муж. Мне всё вдруг стало не важно, кроме неё одной и нашей любви.