День, когда всё случилось
Мою тревогу по поводу замеченной вереницы вражеских автомобилей никто не воспринял всерьёз, а командиры, которых я потревожил с этим во время банкета, «влепили» мне наряд вне очереди на ещё одно ночное дежурство. Разозлённый вернулся я на свой матрац и уснул крепким сном на несколько положенных часов.
– Просыпайся, друг! Уже девять! – тряс меня возбуждённый Рыжик.
– Что случилось?
– Там на площади мероприятие начинается! Сейчас журналюги и столичные госслужащие речи свои толкать начнут с возведённого в их честь помоста.
– Мне–то что? У меня ещё полчаса до службы!
– Так в благотворительных палатках напитки с шоколадом можно взять! Пошли!
«Прервать свой краткий сон за шоколадку!», – возмущённый поднялся я с матраца и побрёл приводить себя в порядок в тёмную и разгромлённую душевую.
Побрившись и обтерев лицо водой из поржавевшего настенного бака, я взглянул в мутное зеркало и увидел свои чёрные, как уголь, напряжённые глаза. «Лазури спокойствия сегодня ожидать не стоит!», – иронично подытожил взволнованный разум. Поверх формы я напялил бронежилет, потому как запах опасности и вчерашнее видение не оставляли мою душу в покое. Она предчувствовала беду и хотела защититься от погибели. За плечо я, как всегда, закинул свой Калашников, предварительно проверив полон ли магазин патронов.
На площади было многолюдно. Сюда собрались военнослужащие казармы, прибывшие гости, а также население соседних деревень. Толпа народа у сцены вовсе не нравилась мне. «Шум создают и внимание террористов привлекают, глупцы!», – недовольствовал я на командировав, устроивших цирк посреди сафари с голодными зверьми.
Ко мне присоединился Рыжик, доставший плитку молочного шоколада и разделивший её на двоих. Мы слушали речь влиятельного представителя войск США. Холёный, одетый в дорогой костюм, он вещал нам с помоста, как важно не бояться смерти и следовать великой цели по наведению порядка в странах Ближнего Востока. Чиновник говорил о воинской морали и сплочённости, которые давно покинули Ирак, и оставались только на его лукавом языке. Он твердил о важной миссии по одолению бандитских и мятежных группировок, что угрожают нынче всему миру, и лишь коалиция способна уничтожить их. Американцы были в восторге от таких высокопарных слов. Выкрикивая междометия восхищения, они усердно хлопали в ладоши и верили во всё, что говорил надушенный авторитет. А я ел шоколад и удивлялся детской доверчивости этих парней, уже не первый день служивших здесь. Возможно, что я ошибался, и им нужна была поддержка боевого духа в зазубренных словах военного чиновника. Не все же стали нигилистами, как я. Просто они так и не поняли, что сюжеты зла и лозунги добра пишут одни и те же сценаристы. А до меня давно дошло, что умереть можно за родину, за близких, за любовь, но не за цель, поставленную мужиком в роскошном брендовом костюме.
Вскоре на сцену вышла девушка, понравившаяся мне вчера. Несмотря на ужасную память на имена, её – я запомнил сразу. Арабское, оно не было редкостью в краях, где я родился. Её внешность, что я сумел разглядеть поближе, тоже была традиционно восточной. Я рассмотрел янтарные глаза и кудрявые чёрные волосы, что казались забавными пружинками и словно жили своей жизнью, задорно прыгая на её нежных плечах. Ещё мне приглянулись изящные ямочки на щеках и подбородке. На девушке было одето лёгкое белое платье, и я заметил крестик на груди, а ещё родимое пятно в форме большого полумесяца на её правой руке, чуть выше локтя. Из её рассказа о себе, я выяснил, что ей восемнадцать, и что она метиска, папа – восточный с этих земель, а мама с бывшего СССР, поэтому она владела русским. Знания девушки английского языка обуславливались тем, что она училась на репортёра, и поездка на Ближний Восток была первым учебным проектом в её начинающей карьере. Её искренняя речь зашла чуть глубже, чем обычное представление себя на публику. Смущённо заулыбавшись, она рассказала, что в отличие от мамы, её папа – строгий мусульманин, который требует от единственного дитя беспрекословного послушания и именно с его разрешения она находилась здесь, чтобы снять репортаж о военных буднях. В душе я заулыбался вместе с ней, понимая, что значит быть метисом, когда в твоей крови и голове смешение культур, определяющее взгляды на жизнь. Меня тронула добрая открытость девушки, прекрасно дополненная восточной скромностью. Вот только из–за Рыжика, внезапно задавшего вопрос, я прослушал, в какой стране она проживала.