– С чем я тебя поздравляю! И у каких тамошних аборигенов ты гостишь?
– Я попал к представителям иракской Аль–Каиды.
– Ты звонишь попрощаться?
– Они выкуп хотят.
– Значит, звонишь попрощаться! Я настойчиво отговаривал тебя от идеи ехать на Ближний Восток, на что ты мне ответил, что взрослый мужчина и сам принимаешь решения. Вот с последствиями своих решений сам и разбирайся! Мне звонить не надо! Денег я не дам и на уступки мерзавцам не пойду! Я ещё себя уважаю!
Отец повесил трубку и больше не поднял, не смотря на мои многочисленные попытки дозвониться.
– Я же сказал, что сирота! – обратился я к главарю.
– Не солгал! Будешь на боях выступать, значит. Деньги–то с тебя получать надо, иначе какая мне от твоего присутствия польза!
Он показал жест приспешникам увести меня обратно в камеру.
– Ну как? – подбежал ко мне друг по несчастью, когда бандиты ушли.
– Отец отказался платить за меня выкуп, что неудивительно с его принципиальным и жёстким характером. Я ослушался и теперь он наказывает меня.
– Папаша, видимо, не осознаёт всей серьёзности ситуации…
– Может и так. Я, если честно, и не надеялся, да и звонить не хотел! Заставили. Привели женщину, которую собирались изнасиловать в жёсткой форме какой–то грязной бутылью.
– Бутылью, говоришь? Да это их подставная баба и была! С теми женщинами, что в плену, они настолько грубо не поступают по той простой причине, что продают их в рабство, а соответственно, вид должен быть товарным как снаружи, так и внутри.
– Ты же сам говорил, что эти ублюдки вытворяют с женщинами ужасные вещи!
– Портить не станут, но, к сожалению, побить и силой взять могут! Как по мне, это тоже ужасно!
– А я, идиот, купился на их уловку!
– А ты думал! Это же группировка по торговле людьми! Что семьям за выкуп возвращают, что на ставки выставляют – суть одна: продать человека! У них целый арсенал хитростей, и «жертвы насилия» в том числе. А этого бедолагу, что валяется тут полудохлый, заставляли «стучать» на сокамерников: он подслушивал разговоры других пленных и передавал их главарю. Так что будь поосторожнее!
Как только речь зашла о третьем заточённом, он жалобно застонал. Я посмотрел на курдского товарища, безмолвно спрашивая о том, чего же хочет умирающий сокамерник.
– Он пить просит.
– Так дай ему чуток воды!
– У нас самих её мало осталось! А нас кормят и поят по настроению, а не по расписанию. Одним небесам известно, когда в следующий раз вода с едой перепадут. А он всё равно погибает!
– Протяни ему хоть один глоток! Даже если он умирает, то пусть с водою на губах. Он же мучается!
– Тебе не кажется, что так даже гуманнее? Если дадим воды, то его мучения продлим.
– Не кажется! – я схватил бутылку с водой и, доползши на коленях до сокамерника, открутил крышку и накапал последние капли в его, приоткрытый от сухости и жажды, рот. Он, точно рыба, вернувшаяся в море с суши, довольно зашлёпал губами и, едва разомкнув глаза, посмотрел на меня взглядом благодарности.
– Ты оставил нас без воды! – упрекнул меня друг с нотками истерики в дрожащем голосе.
– Успокойся ты! Сейчас добуду!
Я просунул руку меж прутьев решётки и постучал об неё амбарным замком, чем очень быстро привлёк внимание бандитов, решивших, что мы пытаемся сбежать.
– Нам нужно воды и еды! – сказал я брату главаря. – Завтра бой, нам бы подкрепиться, чтобы победить!
Он расхохотался и его шрам на щеке показался мне ещё страшнее, чем доселе.
– Нам плевать, победите вы или нет, главное, что весело! Ещё раз постучишь, убью! – скрылся он во мраке темницы.
Товарищ по несчастью огорчённо глянул на меня и в его глазах я счёл обиду.
– Не дуйся! Скажи лучше, знаешь ли ты, что это за местность? – отвлёк я его от самосожаления.
– Нет, но предположу, что мы в жилом районе, в заброшенной тюрьме, что вблизи Иордании. Зачем тебе?
– Да не знаю пока, но я думаю, как нам выбраться!
– Я тоже много думал, но всё ещё здесь! Давай спать ложиться! – он поднял вверх глаза и указал мне на тёмное небо, где–то очень высоко над нашими головами.