– Я оставлю под камнем. Будет болеть, прими, – она положила таблетку под булыжник у моих ног, и направилась к выходу. Навстречу ей тут же подошёл бандит с автоматом и запер амбарный замок на решётке камеры.
Через короткое время привели товарища по несчастью, втолкнув его внутрь, избитого и изнеможённого.
«Ты уже тут?», – спросил он меня усталым голосом.
Я бросился в его сторону, желая надавать тумаков, и только тогда заметил, что за ногу прикреплён к решётке цепью. Почти дотянувшись до сокамерника, я упал на землю, удерживаемый ею. Он также свалился с ног, испугавшись моего поступка.
– Ты чего? – спросил товарищ, отползая подальше.
– Ты меня предал! Разболтал бандитам о том, кто я такой, а я тебе душу открывал, делился с тобой!
– Не говорил я никому ничего!
– Врёшь! Кто ещё мог сказать? Кроме меня и тебя в камере–то больше никого не было! Да и по–русски больше никто не понимает!
– Знаешь, слово «Скандинавия» и имя твоё не так уж сложно на любом языке понять! Если вспомнишь, третий заточённый ещё здесь валялся, когда ты о себе говорил. Он и донёс перед смертью! А я не при чём, хочешь, верь, а хочешь, нет. И, вообще, ты похож на безумца! Что случилось?
– Что случилось? Из–за стукача меня потащили к главарю, а там произошла потасовка, и мне сломали пальцы! – показал я ему перебинтованные фаланги.
– Да до свадьбы заживёт! Ты бы успокоился! Это же всего лишь пальцы!
– В этих пальцах моя карьера скрипача! – выкрикнул я так, что эхо разнеслось по всей темнице. – Ты думаешь, они в таких условиях нормально срастутся?!
Сокамерник сочувственно сглотнул и, подойдя ко мне, уселся рядом: «Я не стучал на тебя!».
Я взглянул в его искренние, полные преданности глаза и мне стало всё равно, сдавал он меня или нет. Как сказала недавняя гостья: «Каждый выживает, как может!». В конце концов, кроме него у меня никого здесь не было, а в бедах своих я сам был виноват. Боль телесная и душевная, голод и жажда, чувство безысходности и постоянной тревоги сделали меня злобным, агрессивным, вредным и недоверчивым. А надо было держаться ради сына и возлюбленной! И я пришёл в себя.
– Так ты мне веришь? – переспросил он.
– Верю! – ответил я и приобнял товарища.
– А чего ты на цепи сидишь?
– Главарю нос разбил, брату – руку сломал.
– Серьёзно, что ли?
– Как видишь! – погремел я цепью о решётку. – На мне теперь клеймо буйности. Боятся даже вчетвером с автоматами сюда заходить! Убить не могут, потому что пытаются продать! Вот на цепь и посадили!
Товарищ по несчастью довольно рассмеялся.
– А ещё у меня сын родился от подруги! Мне так приёмная мать по телефону сказала.
– Поздравляю, друг! – обнял меня сокамерник, но вдруг радостная мимика его лица сменилась на серьёзность. – Что же ты теперь делать будешь?
– Фамилию свою дам. Буду заботиться о нём всегда. Любить.
– Не женишься?
– Нет. Зачем же делать несчастной мать собственного ребёнка?! Жениться надо по любви, чтобы не мучать друг друга. А люблю я другую женщину и в жёны возьму именно её!
– А как зовут малыша?
– Я назвал его Калеб, производное от арабского слова «гкалеби», что означает «сердце».
– Почему именно так?
– Хочу, чтобы он вырос добрым и отзывчивым. А если меня не станет, он всегда будет помнить, что он был в моём сердце.
Сокамерник склонил голову, разделяя со мной чувство неизвестности и тоски по свету и свободе. Спустя минуту молчания, он энергично добавил:
– Говорил же, не зря подруга с тобой переспала! Напоследок дитя от любимого парня захотела! Вот и доверяй женщинам!
– Это место научило меня, что доверять нельзя никому!
Глава 9. Месть
Месть накрепко вплетена в ткань человеческой природы. Она есть стремление души восстановить справедливость или вернуть себе поруганную честь. Но вселенная мести – мрачный лабиринт, в котором блуждают, держа в руках отравленный двуединый меч. Одно его острие направлено на обидчика, другое же – проницает самые глубины внутреннего мира мстящего, делая из него жертву собственной мести.