– Горжусь твоими успехами в гражданской жизни! – признался отец субботним вечером при встрече. – Правда, ты мог бы и не скрывать, что трудишься секретарём на женщину–майора. Не лучшее занятие, но я рад, что оно есть!
– Тебе подруга «настучала»?
– Она переживает и говорит, что ты решил их бросить! Не ожидал! Она всё–таки сирота и так не поступают, даже если спят с начальством.
– Папа, она всё больше вязнет в эгоизме, злобе и собственном вранье с надуманным сюжетом! Я не отказывался от Калеба, но впредь я не желаю с ней ненужных встреч, и оформляю свидания с сыном тет–а–тет, без присутствия матери. Буду забирать его свободными вечерами, а потом возвращать домой. Материальная поддержка с моей стороны останется неизменной, только осуществляться будет через банк.
– Не знаю, сын. Мне отчего–то жаль твою подружку: ты уже лишил её своей любви, а теперь лишаешь возможности видеть тебя!
– Напрасно! Мать твоего внука забыла, видимо, упомянуть во время вашей беседы, что подала судебный иск с ходатайством и вовсе запретить мне свидания с сыном по причине приступов ПТСР, под воздействием которых, я могу быть опасен для здоровья и жизни ребёнка. «Понаплела» там с три короба, как я кидался на неё и на Калеба.
– Вы не можете просто сесть и всё обсудить, как взрослые люди?
– Я не раз пытался вразумить её, но ты же знаешь, что если меня довести, я становлюсь принципиальным и больше не иду ни на уступки, ни на повторные обсуждения!
– Ладно, в ваши дела я не лезу, но, главное, чтобы у мальчика была твоя поддержка!
– Она будет всегда, вне зависимости от решения суда или моих отношений с его бесноватой матерью.
Воскресным утром я встал по будильнику и был готов к своему дебюту на аджилити в кинологическом центре. Усевшись в фургон, я достал из бардачка сложенную карту, по которой мне предстояло добраться до склада и забрать оттуда необходимое для соревнований оборудование. Вдруг зазвонил мобильный и, взглянув на номер, я понял, что это был мой бывший сокамерник. Созванивались мы теперь редко, ведь каждый был занят восстановлением жизни на гражданке. Однако время от времени делились новостями и картинками по электронной почте. С месяц назад я отослал ему фотографию Рароши, найденную под статьёй об Ираке, а он мне – девушки, с которой жил.
– Привет, брат! – от души обрадовался я его голосу.
– Здравствуй, друг! Не отвлекаю? – серьёзным и в чём–то трагичным тоном спросил он меня.
– А что случилось?
– Я уже дважды видел твою любимую в Москве, на этот раз в торговом центре и предположу, что теперь она обосновалась в нашей столице.
– Правда? Вот этот класс! А говорил с ней? – забилось сердце в молодой груди и сбило дыхание.
– Она была в компании молодого человека и взрослого мужчины, возможно, отца. Счастливой невестой твоя возлюбленная не выглядела, но держалась спокойно и смиренно. Парень водил её под руку по ювелирному салону, и они выбирали колье. Я подошёл и передал привет от тебя. «Не знаю такого!», – неожиданно сказала она.
– Как же не знает?! – растерянно повторил я за другом.
– Моя женщина сказала, что юноша, с которым была твоя девушка – сын бизнесмена с Северного Кавказа, хапуги, что сделал состояние в блатные 90–е. Ты прости, но, похоже, что Рароша – птичка в золотой клетке, которую никогда уже не выпустят к вольному скандинавскому орлу. И, возможно, что она привыкнет к золочёным прутьям.
Я приложил мобильный к подбородку и зажмурил глаза от нестерпимой боли, вспоровшей мне душу.
– Алло! Ты здесь? Друг, ты близко к сердцу–то не принимай! – затараторил товарищ, поняв, что огорчил. – Она ж девка восточная и ежели отец приказал ей всё забыть, то при нём уж точно вспоминать тебя не станет! Да и жених рядом был!
– Да, брат. Спасибо за информацию! Мне на работу пора!
– Сегодня же выходной?
– Работаю сверхурочно!