Втроём мы спустили вниз чемоданы и сумки, приютивших меня друзей. Как и было принято в восточных семьях, мой товарищ набрал с собой продуктов из столицы и кастрюль с традиционной русской едой для родителей, которые должны были отведать стряпни будущей невестки, и ознакомится с московской пищевой промышленностью.
«Удачи!», – помахал я им, отъехавшим от дома на частном такси, после чего поднялся в квартиру к привередливому замиокулькасу с неприхотливым фикусом.
Налив себе чая, уселся за кухонный стол. «Итак! Москва, – открыл я огромную карту городу. – Мда, и где же мне тебя искать Рарошенька? Столица–то огромная!». Долго вглядываясь в необъятные просторы начертанных на бумаге линий, я всё больше осознавал, что ищу иголку в стоге сена. Откинувшись на спинку стула, крепко зажмурился, и, проведя в размышлениях несколько секунд, решительно встал из–за стола. «Ну что ж, глобальная сеть мне в помощь!», – решил я, не теряя времени, отправиться в интернет–кафе, подсказанное женщиной друга.
«Всемирная паутина», ещё не совершенная на тот момент, одарила меня списком всех ВУЗов Москвы, в которых юных студентов обучали журналистике и смежным с нею профессиям.
В одних учебных учреждениях мне отказывали в раскрытии информации, в других отвечали, что искомая мною девушка в журналах не числится. Частенько я тайком проникал на лекции, опрашивал студентов, выглядывал Рарошу на досках почёта и искал по имени в вывешенных экзаменационных списках. Я слонялся по главным проспектам Москвы, бродил у вокзалов, заглядывал в торговые центры, ателье, рестораны, кафе. Через неделю безрезультатного поиска, я понял, что нужно придумать что–то эффективней, ведь время поджимало, да и финансы тоже.
Признаюсь тебе, уважаемый читатель, что, привыкший к размеренному скандинавскому ритму, я не сразу влился в бешеный московский темп. Поначалу мне казалось, что я единственный в толпе, заснятый на замедленную плёнку, а мимо пролетают пешеходы, включённые на быструю прокрутку. Шум города, гул машин, забитые до «некуда» поезда метро ужасно выбивали спокойного меня из равновесия.
«Простите!», – налетал я на кого–то в подземке, толкнутый кем–то сзади.
«Давай быстрей!», – не успевал я за кассиром, бросавшим пока ещё мои продукты на конвейер, но уже начавшим обслуживать следующего клиента.
«А ты кого ждешь?», – торопили меня в валютных обменниках, пока я нервно глядел на «застывшее» табло с номерками, заметив, что за мной почему–то выстроилась живая очередь.
Однако спустя пару суток уличного стресса, я понял: в час–пик в метро не стоит находиться, чтобы не чувствовать себя «сникерсом» зажатым кирпичами; на кассе легче побросать продукты в сетку, чем аккуратно разложить по тяжести и форме, а номерки в обменниках – для красоты и ждать своего – просто бессмысленно.
Я находил приятным и невероятным то, что речь людей, плакаты, вывески – всё было на родном мне языке. Для коренного россиянина это едва ль покажется чем–то необычным, но для меня, родившегося и проживающего в странах, где господствовали иные языки, это было весьма непривычно и очень сладостно. «Что, серьёзно? Я могу говорить на русском, и не беспокоится о том, что меня не поймут?», – удивлялся я про себя раз за разом, задавая кому–то вопрос на родной речи.
Немалое впечатление на меня произвели и магазины книг, покорив своим обширным выбором литературы на любые темы. Я сразу прикупил себе пару учебников по программированию, а для сестры – самоучитель скандинавского.
Продукты питания, совсем не схожие по вкусу с теми, что были привычны для скандинавского парня, также не остались без моего внимания:
– А что это, девушка? – изучал я кисломолочные изделия в продуктовой лавочке у дома.
– Как что? Сырок! – ответила пухлая барышня у прилавка.
– Сырок? Это сыр такой? – повертел я прямоугольный пакетик в руках.
– Вы что, с другой планеты? – заливисто расхохоталась она, и пышная грудь легонько затряслась от смеха. – Это творожное лакомство с разной начинкой. Вы возьмите, да попробуйте! Такому крупному мишке как вы, должно понравиться!