Глава 22. Небесная жена
Жизнь – циферблат с уникальным для каждого человека количеством делений. Каждое деление – некое событие в жизни этого человека, а расстояние между делениями, отмеряемое стрелками – время.
А что такое время? Властелин эмоций человека. Скользящее от одного деления к другому оно может стращать, веселить, вдохновлять или причинять боль.
В конце рабочего дня – оно радует, а в начале скучной лекции – угнетает. В преддверие важной новости – волнует, а перед зубным врачом – пугает. Время терзает сладостными муками в предвкушение свидания с любимой, но при прощании – убивает часть души. И оно причиняет нестерпимую боль, когда новое деление, к которому так мчится минутная стрелка, предвещает вечную разлуку. Потому что знаешь, что тогда погибнешь...
Нет, нет, в этой главе никто не умирает и даже не теряет друг друга навсегда. Она передаёт эмоции, чувства и мысли, что отсчитывала стрелка моих часов от деления встречи до деления расставания.
***
– Подсади–ка меня! Так быстрее будет! – попросил я таксиста сумеречным вечером того же дня. Мы вернулись к дому Рароши, и я решил взобраться на козырёк над подъездом, откуда сумел бы дотянуться до окна, в котором только недавно видел силуэт любимой.
– Слушай, может это вообще не её комната? – с сомнением ответил напарник, но, встав на четвереньки, подставил спину для моего вскарабкивания вверх.
– Опаньки! – подтянулся я на бетонной конструкции.
– Аллах, что ж ты тяжёлый–то такой!
– Это всё мои кости, – шепотом отвечал я ему, залезая на козырёк левым коленом, – они увесистые и широкие, а так я воздушное облачко!
– Да, балерина просто! – прокряхтел он мне в ответ. – Быстрей давай! Сейчас увидят и подумают, что грабим!
– Скажешь, ремонтник! – ступил я ботинком на самый край козырька, пытаясь дотянуться рукой до подоконника любимой, что был справа от меня в расстояние меньше метра. Распластавшись по стенке точно ящерица, я опёрся правой стопой о металлический выступ настенного бра, расположенного между её окном и козырьком.
– Э, не свались там, акробат, тоже мне!
Я постучал в уголок окна костяшками пальцев, предварительно положив на край подоконника шкатулку с бутоном розы и запиской, в которой указал свой номер телефона и адрес, в надежде, что Рароша захочет связаться со мной.
«Там идёт кто–то!», – занервничал, курящий внизу таксист.
Окно тихонько приоткрылось, и из него высунулась моя возлюбленная, настороженно глядя по сторонам. Заприметив меня прижатого щекой к стене и отступающего с бра обратно на козырёк, она ахнула. А я заулыбался ей, счастливый от очной, пусть и несуразной встречи.
– Что ты творишь? – сложила Рароша ручки в тревоге и обернулась в комнату, испугавшись, что вскриком привлекла внимание домочадцев.
«Ты чего там делаешь, мужик?», – крикнул мне издалека, заехавший во двор жилец.
– Шкатулку глянь! – ответил я любимой, торопясь спуститься вниз, пока бдительный сосед не поднял шум на всю округу.
Рароша схватила мой подарок и, беспрерывно оборачиваясь назад, шепотом прокричала: «Папа услышит, безумец!».
«Я люблю тебя!», – прошептал я, но по захлопнувшемуся окну догадался, что в её комнату кто–то вошёл.
Наспех спрыгнув с козырька, я был схвачен за грудки, подоспевшим жильцом, которого пытался успокоить мой таксист. С лёгкостью оттолкнув мужчину, я крикнул напарнику: «Бежим!», и мы бросились прочь за закоулок дома к нашему авто.
– Ну, ты Межднун, клянусь Аллахом! Чувствую себя пацаном лет пятнадцати! – второпях выруливал из района шофёр, а я искренне смеялся, довольный собой.
Мы выехали на шоссе и, прорезая сиреневую тьму, неслись ко мне домой, где я намеревался ждать дальнейшего развития события.
– Ты видел, какая она красивая? – возбуждённо пытал я таксиста.
– Видел, видел! Вай!
– Она прекрасна! Глазки, как вишенки, щёчки нежнее сладкой ваты, а губки, как дольки вкусного мармелада!