– Послезавтра я выйду замуж, – прозвучал медовый голосок Рароши, поставивший меня перед горькой правдой.
– Поехали со мной в Скандинавию! Я возьму тебя в жёны и буду оберегать, заботиться и любить всю жизнь!
– Я не могу, – сказала она, тихо заплакав и заслонив ладонями лицо.
– Почему? Не надо никого бояться! Я защищу тебя ото всех и всего!
– Ты не понимаешь! – надрывалась она сквозь рыданье. – Я единственная дочь в семье, а у нас традиция такая: отец имеет право дать ребёнку имя и устроить подходящий брак. Я не в силах противиться воли родителя, и не могу опорочить честь рода непослушанием и отказом! А ещё, ещё…, – пуще прежнего зарыдала девушка, – у папочки свой маленький бизнес по торговле золотом и серебром. При сватовстве нам ясно пригрозили разорением, если вдруг свадьба сорвётся. Я не могу так поступить с отцом, заботившимся обо мне, как ни один другой родитель о своём ребёнке!
– Зачем ты тогда просила приехать и найти тебя? – раздосадованный и взвинченный поднял я на неё голос. – Это не справедливо по отношению ко мне! Зачем все эти игры?
– Я всегда только тебя буду любить! – не убирая ладоней от лица, признавалась Рароша в любви, которой было не суждено осуществиться. – Я умоляю тебя, не злись и не противься моему решению! Пойми и прости меня! Не заставляй страдать ещё сильнее!
Её тело содрогалось от искреннего плача, от всхлипов души, от запрета собственному сердцу быть счастливой. Выросший в восточной стране, я знал, что традиции предков гораздо сильнее, чем собственные желания, и она не нарушит мораль, привитую ей с детства: не пойдёт против слова отца. Ни моя любовь, ни разумные доводы, ни упрёки с обидами не смогли бы переубедить её. Я смотрел на несчастную девушку и вспоминал кавказскую легенду о влюблённой дочери купца, что бросилась с высокой башни, не вынеся разлуки с милым и страдая от замужней жизни с нелюбимым. В ортодоксальной восточной культуре – женщина редко хозяйка своей судьбы и Рароша не была исключением.
– Зачем ты пришла? Сказать мне об этом? – переспросил я спокойным тоном.
Неожиданно, уткнувшись мне в грудь, по–прежнему не отводя ладоней от смущённого лица, она прошептала:
– Исполни моё желание: я хочу, чтобы ты был первым мужчиной в моей постели, потому что тебе принадлежу, а не ему.
– Но как же жених и отец? Наверняка, они ожидают, что ты…, – застыдился я поднятой темы и не досказал фразу до конца.
– Мне всё равно! Пусть выгонят меня из дома! Свою обязанность я выполню – послушно выйду за него! Однако и тело, и душу я хочу отдать только тебе!
Я обнял её крепко. Так крепко, что забыл о том, что она нежная и хрупкая. Я не знал, что сказать в ответ. Мой язык онемел, а сердце сильно стучало в груди. Я испытывал и грусть, и злость, и любовь, и тревогу.
– Я тебя запру сейчас в этой квартире, а послезавтра увезу с собой! И никакой свадьбы не будет! – схватил я её за плечи.
– Тогда ты поступишь так же, как и мой отец – лишишь меня права выбора! Начнёшь отношения с насилия. А я так не смогу! И как ты визу на меня оформишь? – посмотрела Рароша мне прямо в глаза.
– Я просто не хочу потерять тебя!
– Ты никогда не потеряешь! Уверена, что через пару месяцев муж сам пожелает развода, потому что не любит меня! Но так, мой отец не лишиться бизнеса, а я не навлеку позора на семью! Потерпи!
Я вновь обнял её, прижал к себе, поцеловал в макушку. Слегка раскачивая из стороны в сторону нашу, слившуюся в одно целое, пару, я молчал, одновременно размышляя обо всём и в то же время не имея мыслей. «Хорошо, я исполню твоё желание!», – прошептал я утвердительно и коснулся губами её прелестных губ. Рароша обняла меня руками и, опустив глаза в пол, попросила: «Потуши, пожалуйста, свет! Бог простит мне мои прегрешенья, но ему не обязательно видеть мои бесстыжие глаза!».
Я сделал всё, как любимая желала.
Наутро она лежала на спине и всё ещё прибывала в своём укромном сне. Я долго любовался ею. Гладил нежную кожу у ключицы, нюхал волосы, приспускал покрывало, чтобы ещё раз прикоснуться губами к аккуратной небольшой груди. Я разглядывал любимое лицо. Её нос казался мне немного крупным, но он так подходил милому личику и кругленьким щечкам. В моей голове звучал монолог: