– Ну, раз не права, то и говорить нам не о чем.
– Я понял, ты хочешь, чтобы я прощения попросил. Желательно на коленях и с полным раскаяньем в глазах!
– Было бы очень уместно, но, судя по твоему сарказму, ты не за этим пришёл.
– Я пришёл, чтоб сохранить общение с сыном. Ты хочешь увезти его, а я желаю обговорить детали.
– Ему не нужен отец, которого нет рядом! Ты платишь мне копеечные алименты, а от Калеба вовсе отказался! Уехал неясно куда, не предупредив ни меня, ни социальные службы! Тебя весь месяц не было и соц. работник это, между прочим, учёл.
– Слушай сюда, – начал я раздражаться, – ты получала из моего кармана деньги равные полноценной зарплате, пока не потащилась в суд обвинить меня в агрессии на почве ПТСР и лишить свиданиям с сыном. Ты сама виновата во всём, что не сложилось между нами, потеряв моё доверие и перейдя грань терпимости к твоим истерикам и капризам. Это ты разорвала связь между отцом и ребёнком, и сама осталась с теми алиментами, которые суд и порешил. Впусти меня в квартиру, пока окончательно не испортила то малое расположение, что у меня к тебе осталось!
– Я не желаю выслушивать твои упрёки и нападки в светлом помещение с очищенной энергетикой! – махнула подруга рукой, точно отгоняя назойливую мошку.
– Ладно, не буду портить тебе атмосферу наигранной духовности! Хочешь говорить здесь, давай поговорим! Зачем тебе в Америку? Что ты там делать собираешься?
– Это тебя не касается! – властно ответила подруга, гордо задравши нос.
– Касается. Ты с моим ребёнком улетаешь, и вообще–то, на осуществление твоей бредовой американской мечты нужно моё разрешение на выезд Калеба.
– Уже не нужно! Твой отец мне его дал!
– В смысле?
– Когда ты оказался в плену, он добился официальной доверенности на оформление твоих документов взамен тебя, которая действительна на год. Именно так у тебя и появился новый паспорт. А ты думал он его с неба взял?
– При чём тут это?
– Ах, ты не учел? – стервозно захихикала она. – А при том, что доверенность, действительная до августа, даёт твоему папе право расписываться за тебя на бумагах, в случае твоего отсутствия в государственных учреждениях.
Ошеломлённый, я растерялся, пытаясь осмыслить сказанное подругой:
– Но я же был здесь.
– Тебя не было в стране, когда я подавала прошение о разрешение на выезд Калеба. После твоих пропущенных звонков и бесполезных бесед с твоим родителем, я обратилась с этим вопросом в социальные службы. Они помогли мне оформить справку с «пера» твоего отца.
– Но папа не имеет права решать вопросы о моём сыне, тем более о его постоянном месте жительства заграницей. Я дееспособный и все учреждения осведомлены о том, что я вернулся домой с Ирака.
– Мы живем в бюрократической стране. Есть доверенность – есть право! Человеческий фактор им не важен!
– Что за бред ты несёшь? – негодовал я.
– Слушай, у меня есть разрешение и мы улетаем. Билеты куплены и вещи собраны.
За спиной бывшей подруги появился Калеб, проснувшийся от шума нашего спора. Протёрший сонные глазки, он увидел меня и подбежал ближе с радостным: «папа!».
«Папа уже уходит!», – резко захлопнула она дверь прямо перед моим носом.
Мне защемило сердце при виде сына. Стоявший всего лишь в паре шагов от него, я ощутил, как сильно заскучал по малышу. За недели разлуки я отвык от общения с ним, и теперь захотел наверстать всё упущенное, несмотря на запреты о встречах тет–а–тет. Мои, итак расшатанные нервы, сдали, и я вскипел злостью на подругу:
– Впусти меня!
– Уходи! – закричала она, успокаивая истерику ничего не понявшего Калеба.
«Папа! Папа!», – звал он меня, пытавшегося вломиться в квартиру.
«Дай попрощаться с сыном! Открой, сейчас же!», – не успокаивался я, и, поняв, что дверь не выломать, залупил по ней ладонью.
На шум из соседней квартиры вышел мужчина. Типичный представитель Скандинавии: тонкокостный и высокий, он с минуту смотрел на меня недовольными светлыми глазами, после чего сделал шаг вперед, пытаясь разобраться в проблеме и разрешить её мирным путём:
– Что случилось? Почему Вы бьётесь в дверь? Что Вам нужно? – начал он с водопада вопросов, отвечать на которые, у меня не было ни времени, ни желания, ни терпения.