– Ты опять сунулся в военное дело? Ещё и в спец. силы? – недовольно спросил отец. – Тебе было мало плена?
– Папа, я хочу побороть свои страхи, психозы, недомогания. К тому же, я знаю как это, – быть заложником боевиков и молиться о помощи, и неважно военнопленный ты или обычный мирный гражданин своей страны! Я хочу помогать тем, кто в беде! Чтобы они не умирали там с голода и от потери крови, как я и мои сокамерники. Кроме того, я поступил на компьютерного специалиста и меня не будет в самих горячих точках.
– Это пока не будет! Я тебя знаю: ты и туда полезешь!
– Может и полезу, если вылечу ПТСР.
– Оно неизлечимо!
– Его можно ослабить!
– Можно, если избегать стрессовых ситуаций, а тебя именно в них и тянет!
– Ты не прав, папа! Таким образом, я избавляюсь от этого недуга.
– Каким? Возвращаясь в сферу деятельности, которая попортила твою психику? Это что, какое–то массовое отклонение? Стокгольмский синдром? Газеты всего мира пишут о том, что солдаты, вернувшиеся из Ирака, стремятся обратно туда, не сумев вновь обрести себя на гражданке. Видимо общение с родными, друзьями, работодателями и коллегами кажется вам тоскливым.
– Дело не в отклонение или тоске. Все мы, кто был на войне и участвовал в военных сражениях на передовой, знаем, что такое риск, адреналин, пропасть у смерти, потеря товарища, спасённая жизнь! Эти переживания настолько сильные, что не могут не отразиться на психике. В мирной жизни всё гораздо спокойнее: она течёт себе дальше в том же русле, что и была. Гражданские, не имеющие схожего с нами опыта, ожидают, что вернувшиеся с командировки, мы приступим к обычным делам и домашним заботам, как ни в чём не бывало. Того же ждут от нас и наши государства! Люди нетерпимы к травмам и переживаниям военных, а военные чувствуют себя неуслышанными, недооцененными, ненужными. Поэтому и возникает потребность вернуться туда, где всё было иначе, и где местные люди были благодарны за то, что мы находились рядом.
– Ты из–за чьего–то непонимания лезешь обратно в пекло?
– Отчасти! Потому что на гражданке у меня нет ни работы, ни учёбы. Никому не нужен служивый парень без образования и бумажек. А у меня цель – хочу защищать жизни и спасать людей, и неважно как: через технику, руками, с вертолётов, с автоматом, очно, заочно! Помощь другим излечит меня от собственного ПТСР, потому что я буду чувствовать себя полезным и нужным! Стресс, о котором ты говоришь, я получаю именно здесь, в мирном обществе, где всё решает бюрократия, а не личные качества.
– Сынок, ты очень странный парень, но очень отважный человек. Победы тебе над своими «тараканами»! Надеюсь, стипендия хоть будет?
– Будет, отец, и очень хорошая! Её хватит на все мои мечты! – довольный улыбнулся я.
Глава 27. Свадьба друга
Необходима большая смелость, чтобы противостоять врагам, но гораздо большая, чтобы пойти наперекор друзьям.
© Джоан Роулинг
Шесть месяцев учёбы пролетели незаметно за теоретическими и практическими заданиями, в которые я очень втянулся. Я вовсе не жалел, что выбрал этот курс. Помимо основных технических знаний, я приобретал боевые и разведывательные навыки, а также учился оказывать спасательную и медицинскую помощь. Весьма целебной оказалась психологическая подготовка к стрессовым ситуациям. Этот предмет помогал мне осмыслить собственную травму и справиться с её последствиями.
Образование занимало у меня целые дни, а в выходные я подрабатывал в кризисном центре для жертв преступлений, куда меня, студента высшего военного заведения, взяли на оплачиваемую практику. На финансовое положение дел я не жаловался. Моей стипендии и зарплаты хватало на всё необходимое для жизни. Я даже сумел забрать в Скандинавию мать и сестру, которые временно гостили в моей съёмной квартире. Внезапно я осознал, что мрачный опыт службы в Ираке открыл мне двери в светлое будущее, ведь именно он стал основной причиной, по которой Министерство обороны заинтересовалось мной и предложило офицерский курс.
Все это время я не звонил и не искал Рарошу, ведь я дал себе слово встать на ноги и заработать денег, прежде чем вновь постучать в её дверь. Не проходило и дня, чтобы я не думал и не тосковал по ней. Однако теперь, когда я сделал первые шаги к поставленной цели, чувство отчаянья сменилось на надежду, а благодаря стремительно растущей глобальной сети, я мог следить за онлайн–страничкой, что Рароша вела в рамках учёбы, на которой размещала свои же журналистские статьи. Я не комментировал их и даже не был зарегистрирован на том же ресурсе, но мне нравилось наблюдать за растущей читательской аудиторией, порой восторженной, а порой озадаченной её работами. Я был рад первым успехам любимой в карьере репортёра. Вела она военную тематику, затрагивавшую мировые конфликты, и зачастую я мог разглядеть следы поездки на Ближний Восток в неравнодушных строчках о страданиях людей и благородстве военнослужащих. Я распечатывал всё, что она выкладывала, ламинировал и вклеивал в большой альбом под названием «Рароша». А ещё писал стихи, посвящённые ей... писал каждый день, один за другим, и этим потоком словесного искусства исцелял душу от разлуки.