— Все еще страдаешь? – с наигранным сочувствием поинтересовалась Белла.
— Не понимаю, о чем ты, — огрызнулся Рабастан, левитируя брату графин с вином.
— Где же наша чудо–вейла? – просюсюкала ведьма, страдальчески наморщив лоб и шмыгая носом. – Ах, она исчезла, это был всего лишь со–о–он!.. Рокси, затопи камин, мне холодно.
— Рокси, не затапливай, я им сейчас воспользуюсь, — Раба проигнорировал кривлявшуюся невестку и поднялся из‑за стола.
— Куда собрался? – спросил Руди. – Если к Антонину, пожелай ему успехов с платьицем.
— Да нет, я так, прогуляюсь немного, — пояснил младший Лестрейндж, – мозги проветрю…
— А они у тебя вообще есть, эти мозги? – завела старую песню Беллатрикс, но Раба только фыркнул, шагнул в камин и, выкрикнув: «Бар «Сивый мерин»!», исчез в языках зеленого пламени.
В кабаке Рабастан исподлобья зыркнул на посетителей, сел за самый дальний столик и запустил руки в волосы. Было необходимо принимать какое‑то решение, но Пожиратель чувствовал себя совершенно обессиленным и опустошенным. В любом случае он окажется предателем, но стать невольным мучителем или убийцей этой Тонкс… или подвергнуть смертельной опасности брата – что может быть хуже? Эльф–официант в грязном полотенце смахнул тряпкой пепел и поставил перед давним клиентом бутылку и стакан, но Лестрейндж раздраженно отмахнулся и приказал принести сигары, надеясь, что табак поможет сосредоточиться. Однако, вдохнув мерзкий дым с привкусом гнилых орехов и какой‑то горькой коры, Раба закашлялся, швырнул в пепельницу сигару и сикль и направился к черному входу, по пути вспугнув дремавшего на мешках эльфа. Натянув капюшон и бесцеремонно расталкивая вечерних обитателей колдовских трущоб, Рабастан вышел на Диагон–аллею, залитую золотистым светом фонарей и огнями витрин – на воздухе, по крайней мере, не раскалывалась от боли голова.
Пожиратель и не заметил, как ноги понесли его по маршруту утренней прогулки с Полиной. Монументальный фасад Гринготтса был искусно подсвечен невидимыми прожекторами, привратники сдерживали зевки и выразительно поглядывали на часы – банк закрывался через десять минут. Напротив толстый хозяин лавки подарков любезно беседовал с покупательницей, домовик которой сгибался под тяжестью коробки с надписью: «Осторожно! Очень хрупкое – не левитировать!» Мебельный магазин в конце улицы был уже закрыт, светились только два узких окна цоколя; бессмысленно уставившись в белесые яркие полоски, Лестрейндж почувствовал, как по щекам снова покатились слезы. Сгорбившись и кутаясь в плащ, хотя вечер выдался не по–осеннему теплым, Раба побрел мимо красочных и темных витрин к «Питомнику».
Обычно по субботам магазин животных закрывался раньше других: к своему удивлению, Лестрейндж увидел, что в небольшом помещении, уставленном по периметру клетками и насестами, царил настоящий хаос. Худой продавец, похожий на вопросительный знак, и мистер Бобруэлл, хозяин, пытались то ли успокоить, то ли еще пуще разозлить рыжую ведьму в пестрой шали и берете домашней вязки. Сердитый крик покупательницы сливался с громкими возражениями лавочника и неописуемым гвалтом, который создавали десяток ухавших сов, пищавшие летучие мыши и лягушка–голиаф, сидевшая в огромном аквариуме.
— Какое безобразие!! В вашем буклете указано, что эта сова стоит два галлеона!! – возмущалась ведьма. Бобруэлл закатил глаза и терпеливо повторил то, что успел сказать уже несколько раз:
— Леди, цены неизбежно растут! Позвольте — никто, кроме вас самой, не виноват в том, что вы сверялись с каталогом трехлетней давности!
— Но это грабеж! Пять галлеонов за такое чучело! Да за такие деньги можно взять в аренду гиппогрифа!
— Сожалею, мадам, но гиппогрифами мы не торгуем, — «воспросительный знак» поклонился и устало посмотрел на дверь.
— Неужели почтовые птицы теперь стоят так дорого? Что же мне делать?! – суетилась покупательница. – Вы не понимаете – мне просто необходима эта сова!! Мои письма не терпят отлагательств, а этот глупый Сычик…
— Тогда не теряйте времени, мэм, сходите в круглосуточное почтовое отделение! – потерял терпение мистер Бобруэлл. Ведьма на мгновение утратила дар речи, но тут же вспыхнула от негодования и грозно надвинулась на хозяина магазина.
— Будь у вас дети, — зашипела она, — будь у вас дочь, вы бы понимали, как чувствует себя взволнованная мать! Вы бы глаз ночью не сомкнули! Бездушные!! – с этими словами разъяренная дама швырнула на прилавок глянцевую брошюрку и бросилась к выходу.