Вскоре пришел председатель. Еще с порога закричал:
— Как, товарищи инженеры, ночку спали?
— Попробуй объясни, если тут… — Андрей выразительно побуравил висок пальцем.
— А-а, — захохотал председатель, — это дело поправимое. — Он пошарил за тарелками на посудной полке и выставил на стол пол-литровку. — Для дорогих гостей все припасено.
Выпив со всеми, сказал:
— А Яков Яковлевич уж и митинг провел, с утра прямо, теперь домой собирается.
— Сейчас-то он где? — осведомился Андрей.
— В Ступино уехал. Да он живой ногой туда. Часа через два здесь будет.
…Выезжали после обеда. Кузов машины был нагружен зерном. Поверх него рядком Груздев уставил какие-то ящики. По-родственному хлопал по Плечу председателя, а тот, скрывая свою неприязнь, все бормотал:
— Значит, расстаемся… Мда-а!..
Машина уже тронулась. Яков Яковлевич, не закрывая кабину, махал ему рукой, а тот, покачивая головой, деланно улыбался в ответ.
…К вечеру пробивались с трудом по распустившейся от дождя горной дороге к городу. Раза четыре вываживали садившуюся на дифер машину, после чего, усталые, заляпанные грязью пассажиры обратно забирались в кузов.
Когда полуторка выехала на шоссе, Антон добавил скорость.
«Дома!» — сразу вздохнули все, различив в темноте знакомую окраину.
И Андрей, и Петр, и Ермохин сошли в центре города, у сквера, с трудом разминая затекшие за дорогу ноги.
— А монтеров не взял в машину, поездом отправил, — подметил Ермохин.
— Что ж дурак он, что ли, Яша-то. Знает, что лишний глаз помеха, — насмешливо бросил Андрей и, не подавая руки на прощанье, буркнул: — Ну, мне сворачивать.
Петр и Ермохин молчали до самого дома…
«Мятые брючки не по вкусу пришлись, — глумился над своими первыми впечатлениями Петр, — костюм плохо скроен!.. И что? Подумаешь, неряха. Эх-хе, да неряха — ангел в сравнении с Яшей! Ишь-ты: поездочку обстряпал! Об электрификации села печется… лично, не передоверяя этого важного дела другому. И тот дурак — председатель. Простофиля…»
А в это время у дома Груздева зерно текло, как вода. Яков Яковлевич хрипло покрикивал на шофера, когда через неловко подставленный мешок оно просыпалось на землю.
— Ловчей, тинтиль-винтиль, денег стоит.
Уставший за дорогу парень еле шевелился, и разгрузка машины затянулась. Мешки таскали в чулан, выкладывали их вдоль стен. Груздев, тыча кулаком в тугие бока мешков, довольно щурился, поглаживая подбородок. «На пол-«Москвича» наберется», — прикидывал он в уме будущую выручку и блаженно улыбался.
Доскребывали на дне кузова остатки зерна, когда было совсем темно.
— Ну, хлопец, спасибо… А теперь до бабы дуй, соскучился, небось! — скалился Яков Яковлевич в усмешке, впихивая в потные руки парня трубочку рублевки.
Потом, разобравшись, а скорее, прикинув, что мзда слишком скромна, Яков Яковлевич пригласил Антона в дом.
— С устаточку-то дернуть надо, а то шоферская душа без этой смазки скрипеть будет, — сбалагурил он, выставляя на стол пол-литровку. Крякнув, выпил и сам за компанию, спросил деловито, хрустя огурцом:
— Себе-то купил пшенички?
— Нет… Денег с собой не было. — Глаза парня виновато моргали.
— Эх ты… Ну, ладно, пошли.
Яков Яковлевич сунул в карман куртки парня недопитую бутылку, хлопнул его в дверях по спине:
— Ссужу тебе мешочек, слышь!
Вместе бросили в кузов мешок с зерном. Антон громко треснул дверцей кабины. Заурчал мотор. Рубчатые шины медленно повернулись, и забрызганная грязью трехтонка, бороздя темноту двора лучами фар, попятилась к распахнутым воротам. Двор опустел.
— Фу, черт! Уморился! — устало выдохнул Яков Яковлевич и, утерев рукавом влажный лоб, в последний раз окинул мешки с зерном. Потом, прихлопнув двери чулана и повесив на них замок, подошел к воротам, ощупал засов.
— Эка проруха, — выругался он сквозь зубы, вспомнив, что еще с весны привез из цеха новый, кованый засов и до сих пор не поставил его. Запнувшись в темноте обо что-то, выругался еще раз и пошел к крыльцу. Послышался стук в калитку.
— Кто еще? — отрывисто крикнул Яков Яковлевич, вздрогнув, точно кипятком ошпаренный.
— Яковлич, — приглушенно донеслось с улицы, — открой.
Узнав Трофимыча, он избавился от внезапно наплывшего страха, но озлился.
— Чего ты, старый, на ночь-то глядя?..
— Дело есть, значит, — шепотом ответил Трофимыч, прикрывая за собой калитку и вглядываясь в темь двора. — Один?
— А что?
— Обменял пускатели-то?
— Раз повез, значит обменял, — отрезал Груздев. — И что тебе не спится! Получишь свое, не бойся.