— Петька… Петька, — кричал он, — сукин ты сын! Дай я тебя поцелую. — Он подошел к Петру, обнял за шею и, грузно наваливаясь на него всем телом, горячо задышал над ухом: — Эх, Петька, здорово мы, брат, закатили. А ты чего опоздал? Ну, смотри, сейчас мы тебе штрафную закатим… Мигом окочуришься…
…Комната встретила Петра гулом пьяных выкриков, звоном посуды, облаком табачного дыма.
— Орлы, вороньи перья! — заорал Андрей с порога, выталкивая Петра на середину комнаты. — Нашего полку прибыло…
— Выпить ему… Лей штрафную… Штраф… — закричала компания, и Андрей, удовлетворенно скаля зубы, налил Петру стакан водки.
— Хорошо, браток, — хлопнул он Петра по плечу и снова потянулся за бутылкой. — Давай, хлопцы, всей компанией дернем.
— Дернем, — подхватили собутыльники, — чего не выпить, коли план добре сделали.
Смерчем вскинулась пляска. Наперебой лупили каблуками жиденький пол. Ухали, точно медведи в лесу. Сыпали скороговорку.
Андрей, отплясав, привалился к Петру.
— А ты чего? Чего нос повесил?
Петр передернул плечами.
— Невесело что-то, — ответил тихо.
— Это тебя еще не проняло, — Андрей щелкнул ногтем по бутылке. — Дерни, и сразу как рукой снимет. Московская, сорокаградусная… Груздевская, понимаешь?
Петр вспыхнул. Что-то смутно тревожившее его вдруг стало понятным.
— Из того зерна, за которым с тобой тогда ездили. Так, что ли? — зло уставился он на Андрея.
— Ты вот что, — пьяно растягивая слова, жестко осадил его Андрей, — если понял — молчи.
— Смотри на мошенника и молчи?
— Мошенник? Ты!.. Святоша какой нашелся.
— Святоша не святоша, но не мошенник.
— А мы… мошенники? — прохрипел Андрей, сжимая кулаки. — Мы? — он размахнулся.
Голову Петра резко дернуло в сторону. Огнем опалило щеку. А перед глазами плыло перекошенное гримасой ярости лицо Андрея.
— Иди, — наступал он на Петра. — Паскуда! Иди, жалуйся. Иди, иуда… — Глаза его сверкали ненавистью…
…Проснулся Петр рано. Осмотрелся. Незнакомая комната была большой, светлой. И слева и справа стояли рядами койки. Одни пустые, на других угадывались под синими одеялами скорчившиеся фигуры спящих.
Маленький старичок в милицейской форме, но без погон подошел к Петру:
— Вставай, молодчик, ответ держать.
Морщась от боли, Петр оделся.
— Ну, кудряш, повозились мы с тобой. Крепкий ты мужик! Никак не хотел на койку ложиться, — ехидно улыбаясь, докладывал ему подошедший из другой комнаты усатый старшина. — Не хочу спать — и баста!
Сощурив глаза, покачал головой.
— А стыдно, надо думать, инженеру в хулиганы попадать!
ГЛАВА ПЯТАЯ
В полночь Лида проснулась. Петра рядом не было. Потянувшись рукой к столику, она зажгла ночник, приподнялась на локте, взглянула на диван. Там спал ее любимец — кот. Разбуженный светом, он поднял усатую мордочку и, недовольно щуря узкие щелочки глаз, сладко зевнул, ожидая, видимо, что свет сейчас погаснет и снова можно будет уткнуться носом в лапы и незаметно скоротать остаток ночи в приятной дреме.
Но свет не погас. Встревоженная Лидочка сбросила одеяло, подошла к окну. «Ну и пусть, пусть ночует, где хочет…»
Когда бледные лучи солнца несмело заскользили по крышам, она наскоро оделась и вышла на улицу. «Конечно, он у бабушки: куда же ему идти», — с надеждой думала она, шагая по безлюдным улицам.
У садовой ограды Лидочка остановилась. В саду, на скамейке, спиной к ней, спал мужчина.
«Он, Петя… — возмутилась и обрадовалась она одновременно и бросилась к калитке. Быстро миновала главную аллею. — Он… он», — облегченно вздохнула Лида, снова увидев за деревьями скамейку со спящим. Но пробежав вдоль забора и разглядев мужчину, она убедилась, что это был не Петр.
Испуганная, она побежала обратно, прижимая рукой отчаянно заколотившееся сердце. Вслед ей летел хриплый бас:
— Эй, барышня, чего испугалась?
Испуг не оставлял ее до самого бабушкиного дома. Лидочка подергала щеколду калитки, она была приперта. Тогда Лида ударила несколько раз кулачком по темным, шероховатым доскам и прислушалась в робком ожидании. Никто не шел. Тогда она заколотила в калитку обеими руками. Дверь в доме скрипнула, и из-за калитки донесся бодрый старческий голос:
— Кто?
— Я, бабушка, Лида!
В ответ заскрипела палка, с трудом, видимо, выбиваемая из гнезда, звякнула щеколда.