— Скажи Григорию Георгиевичу. Он человек хороший и разрешит тебе отлучиться.
И он действительно разрешил мои сомнения безоговорочно. Начальник центрального книжного склада Григорий Георгиевич Зарецкий, коренной москвич, высокий стройный мужчина 70 лет, имел решительный и довольно резкий, крутой характер. Он был из тех хозяйственников, которые за время своей карьеры обретают немалые связи и знакомства в деловой среде. Ко мне он почему-то сразу проникся заметной симпатией, по работе вводил меня в круг своих знакомств и связей, всегда поддерживал меня в трудную минуту, и я многим обязан его покровительству.
По штату я числился экспедитором. Этим я был обязан отсутствию в штатном расписании Военкнижторга должности грузчика. Действительными экспедиторами были три опытные женщины, к которым придавалось грузчиками два или три экспедитора. Бригада с экспедитором во главе получала в типографиях и складах и грузила на автомашину книги и канцелярские товары и сгружала все это на свои склады. Рядовые экспедиторы привлекались также на погрузку книг со своих складов в контейнеры, отправляемые по военным округам. Раз в месяц отгружался двухосный вагон с книгами в специальных ящиках на Сахалин. Для меня это было нетрудно, никакой ответственности.
Довольно скоро и неожиданно произошло изменение в моей карьере. Этим обстоятельством я, видимо, был обязан покровительству главного бухгалтера Петра Павловича. Как фронтовик он мне явно сочувствовал. Я был назначен зам. зав. складом канцелярских товаров. Склад помещался в подвале дома на 5-й Тверской-Ямской против Института нейрохирургии им. Бурденко (мне еще предстоит в нем побывать). Моим начальником был заведующий складом Викторов, живой деятельный человек полного телосложения лет за 50, с головой, увенчанной шапкой темных кудрявых волос. В нем угадывались признаки бойкого работника прилавка, по-моему — прожженного торговца. Но деятельность склада выглядела скромно. Через него снабжалась канцтоварами вся московская милиция: отделения, отделы, ЗАГСы. Пользовались услугами склада и некоторые проектные организации. Потребители предъявляли стандартные фирменные справки-требования, по которым подателям отпускался товар на указанную сумму от 200 руб. (ЗАГС) до 5000 руб. — крупные отделы.
Посетителей принимали сначала мы с Викторовым. По их требованию мы выписывали накладные в пределах указанного в справке лимита: бумага писчая, копировальная, оберточная, карандаши, перья, чернила, сургуч и т.п. мелочи. Главной работницей у нас была бойкая женщина Зина. По накладным она быстро отбирала требуемое, на ходу шустро заменяя по просьбам трудящихся — вечно сомневающихся женщин, — шило на мыло по сходным ценам и паковала товар. Как работнице цены бы ей не было, но, к сожалению, она страдала шизофренией и приходилось это как-то улаживать. Выписанные нами накладные сдавались в бухгалтерию, и по ним производился неведомый нам безналичный расчет. За товаром обычно ездил я. Машину заказывал сам Викторов у каких-то наших постоянных клиентов, не утруждая нашу контору Военкнижторг. Писчая бумага большей частью была плохая, грубая, с желтовато-коричневым оттенком. Изредка поступала белая финская бумага. Для отдельных клиентов была у нас и бумага «верже». Для них же у Викторова приберегались специально добываемые многолезвийные, вроде как антикварные, перочинные ножи, дефицитные шведские бритвенные лезвия «Матодор» и еще какие-то мелочи. Эти редкости по стоимости компенсировались выписанной по накладной писчей бумагой. В количественном (не в денежном) выражении получался некоторый запас бумаги, товара фондового и тоже дефицитного. Не знаю, может он как-то с этим и мухлевал.
Особым доверием у нас пользовались два полковника. Афанасьев был из ХОЗУ милиции московского метрополитена, Медведев работал в том влиятельном отделе МВД, который и сейчас помещается на ул. Огарева — не знаю, что он из себя представляет. Медведев по сравнению с Афанасьевым был более заносчив и щепетилен, но выпивал с нами на равных, а с Афанасьевым я вроде как и подружился. Высокое знакомство помогло мне временно решить жилищный вопрос. Тетка пока не возражала, и они устроили мне временную прописку на полгода, а потом продлили ее еще на полгода. При их возможностях они обещали мне вскоре устроить и постоянную прописку. Но это зависело уже от согласия тетки, на что я особенно не надеялся. Пока же и временное пристанище позволяло мне принять некоторые меры по вопросу моего образования.
Дело заключалось в том, что я не имел законченного среднего образования. В армию я был призван в ноябре, не окончив и полугодичного обучения в 10 классе и, следовательно, не имел образовательного ценза для поступления в вуз, что называется аттестатом зрелости. Не созрел! Поблизости от Подкопаевского, в переулке Подколокольном, я нашел подходящую вечернюю школу. По своей беспечности я забыл (как уже говорил выше) запастись в Архаре справкой об окончании 9 классов. В запасе у меня оказались похвальные грамоты за 7 и 8 классы. За 9 класс у меня таковой не было. Учительница по математике (помните?) безоговорочно требовала формулировать правила строго по учебнику, а я, презирая зубрежку, принципиально отвечал своими словами. К тому же у меня почему-то оказался томик пятизначных таблиц логарифмов, а она требовала в обязательном порядке пользоваться табельными школьными четырехзначными таблицами Брадиса. Не одно ли и то же? Разница только в точности не до четвертого, а до пятого знака. Она, конечно, это прекрасно понимала, но не хотела простить мне своеволия. Сознавала он и мои способности по сравнению с другими учениками, но годовую оценку по алгебре «отлично» не поставила.