Анна Кувайкова, Юлия Созонова
ЖМУРИК ИЛИ СПЯЩИЙ КРАСАВЕЦ ПО-КОРЕЙСКИ
Пролог
Для кого-то Новый Год — это ожидание чуда, подарки, праздник, семейные посиделки или весёлый кутёж в клубе. Для меня в принципе любой праздник представляет собой нечто среднее между каторгой и нескончаемым раздражением на всё вообще и на грёбанный мир в частности. А уж в Новый Год…
В Новый год девизом всего дня становится расхожее выражение «У меня такое праздничное настроение, что хоть ёлку наряжай, хоть на гирлянде вешайся». И последнее, кстати, было куда как предпочтительней. Именно по этой и ещё нескольким ну очень важным причинам (одна из которых отсутствующая как факт личная жизнь) тридцать первого декабря моя фамилия значится первой в списке провинившихся сотрудников отправленных на дежурство.
На сутки. С любящими выпить санитарами, хлипкой щеколдой на двери в подсобку, где храниться спирт и привычными чудесами, чудесатыми личностями и прочей, незабываемой атмосферой последнего декабрьского дня.
Кстати, о, не побоюсь этого слова, неординарных личностях. Кто-нибудь мне подскажет, какого ёжика хмурая святая троица вечных штрафников нашего морга катит в сторону кладовой неопознанный труп, наспех накрытый телогрейками? Да с такими серьёзными намерениями, что даже меня не заметили.
Меня. Сидящую на стуле, закинув ноги на свободный стол в прозекторской, читающую Стивена Кинга и подвывающую незабываемому Профессору Лебединскому и его бессмертному треку «Я убью тебя лодочник». Я, конечно, не Анджелина Джоли и даже не Памела Андерсон…
Но всё-таки, трудно не заметить внимательный, цепкий взгляд хмурого патологоанатома, от удивления даже не сразу сообразившего, что ответить на такой финт ушами.
— Стоп машина, товарищи, — лениво протянула, пристроив вместо закладки чистую бирку и грохнув книгой об стол. Троица дружно подпрыгнула от неожиданности, судорожно сглатывая и пытаясь закрыть собою труп. — Ниндзя из вас так себе, если честно. Посему сёгун в моём скромном лице требует чёткого ответа на поставленный вопрос. Что за неучтёнка в час пополуночи и какого самурая вы её поперёк природе, планировке и здравому смыслу в кладовку запихать пытаетесь?
— Евгения Сергеевна…
— А, да, — покаянно вздохнула и мило улыбнулась, с размаху приложившись кулаком об столешницу так, что брякнул лоток с инструментами. — Кому из вас, внебрачные сыны выхухоли и утконоса, за такую шикарную мыслю дать Нобелевку посмертно путём харакири?
Воцарившееся молчание нарушало лишь обиженное пыхтение санитаров и всё тот же хриплый, проржавевший напрочь голос Профессора Лебединского, выводившего неизменное «Я убью тебя лодочник!». Хмурые лица пойманных с поличным парней отражали жуткую в своей бессмысленности работу мысли. Я ехидно выгнула бровь, подперев щёку кулаком и ожидая хоть какой-нибудь реакции.
Мысленно делая ставки, что на этот раз попробуют мне скормить в качестве оправданий. Серьёзно, по-моему, мне пора заводить отдельный гроссбух для того, что бы тщательно конспектировать все их фразы, нелепые объяснения и то, что данные служители Гиппократа гордо именовали серьёзными причинами для собственных действий. С логикой у ребят проблемы были регулярные. А вот фантазия зашкаливала, да…
И как тут отказаться от удовольствия послушать очередную затейливую попытку выдать свои косяки за правильно выполненные инструкции и ценные указания руководства? Я едва удержалась от подбадривания и всё же сумела не ляпнуть азартное «Ну народ, жги!». Зато состроила предельно серьёзное выражение лица, суровое, ехидное и полагающееся ситуации. И приготовилась.
Хотя всё равно не смогла удержаться от жеста «рука-лицо», когда один из этих здоровых лбов, Жора Сметанников, потёр затылок и выдал невинным тоном:
— Ну так это… Новый год же!
— И-и-и? — я вновь подпёрла щёку кулаком, непринуждённо заметив. — Семё-ё-ён, а Семён! Я понимаю, что жизнь без девушки всё же не совсем жизнь для здорового мужика, но если ты будешь и дальше так трепетно облапывать несчастного жмурика, я прям задумаюсь на тему нездоровой психологической атмосферы в нашем коллективе!
Нелестный эпитет в собственный адрес, в исполнении угрюмого брюнета под два метра ростом, я привычно пропустила мимо ушей. Всё равно ничего принципиально нового для себя не услышала, а разнообразием в использовании обсценной лексики парни не отличались от слова совсем.
Впрочем, как и в придумывании отговорок и причин для собственного совершенно неэтичного поведения. Потому как не выдержав моего крайне заинтересованного взгляда и мерного постукивания ногтей по металлу, провинившееся уныло скривились.