Иван опять покосился на разрез юбки. Нога на ногу и сигарета в зубах – да, по-киношному эффектно.
– Ну, что у вас получилось? – спросил он. – Да вы не торопитесь, а я быстренько переоденусь.
Она кивнула и вместе со стулом повернулась к нему спиной.
Натянув джинсы и свитер, Иван нажал рычажок Мэгги.
– Знаю, – прислушавшись, сказала Майя. – «Зеленые рукава». У меня тоже есть…
Иван склонился над изрисованными листами.
– Вы мне их не оставите? – вдруг попросил он. – Вот это возьмите, это и будет окончательный вариант, а эти я заберу.
– Конечно, берите, только зачем вам такая мазня? – искренне удивилась Майя.
– Для истории. Их у меня через двадцать лет питерский музей с руками оторвет, – без тени улыбки сказал Иван.
В быту он старался отмежеваться от того победительного красавца, каким делался на манеже. Своих фотографий не любил. И плохо представлял, как в последнее время выглядит в работе. А Майя это уловила. И еще – она нечаянно изобразила очень красивый кусочек комбинации для мячей. Если развить ее мысль, то можно эффектно подойти к сложному трюку, который Иван, как полагалось по плану, собирался в этом году отрепетировать и выпустить. Эскиз ему понадобился, чтобы вклеить в книгу, но не объяснять же Майе!
– А интересно бы выпускать журнал цирковых мод… – вдруг заявила Майя. – Настоящий, профессиональный…
– Имеет смысл, – усмехнувшись, согласился Иван и, к вопросу о модных журналах, рассказал, как во время давних сингапурских гастролей тот, кто отвечал за общую нравственность, попросил в гостинице китайца-коридорного принести ему в номер модный журнал. Не владея китайским, он тыкал пальцем в картинки другого модного журнала – и китаец, естественно, привел ему трех соответственно одетых дам легкого поведения… Рассказывал Иван не впервые, разработал ударные фразы, и эта история уже лет десять производила отличное впечатление. Майя, забыв про флюс, хохотала.
Верхний свет Иван убрал, поставил на стол тарелку с грецкими орехами и сам их щелкал для гостьи, зажимая по два в кулаке. Он достал довольно свежую, всего полугодовой давности, газету, где к рецензии прилагалось фото в лазоревом костюме, мир праху его… Потом рассказал еще историю – о похождениях заблудшего контейнера. Майя тоже что-то рассказала из своих приключений, Иван вывел разговор на литературу – оказалось, у нее есть та книга, которую он много лет назад не дочитал. Майя дала свой телефон, Иван записал, беседа продолжилась. И в какую-то секунду, поймав взгляд Майи, уловив, как она всем телом подалась вперед, Иван решил, что она уже ждет… Незаметно протянув руку, он потушил гримировальную лампу.
В тишине и темноте громче зазвучала музыка – похоже, Монтеверди… Иван взял Майю за плечи, подождал мгновение, цепко притянул ее к себе и поцеловал медленным долгим поцелуем, на который она в конце концов ответила.
Потом они с минуту сидели и молчали, обнявшись.
– Иван, нельзя же так… – прошептала Майя, вдруг опомнившись и высвобождаясь.
– Тебе неприятно? – обиженно сказал Иван.
– Я так сразу не могу. Я лучше пойду, – сказала встревоженная Майя и резко встала. – Уже поздно. Чего доброго, домой не попаду. У меня автобус только до половины первого.
– Никуда ты не пойдешь, – спокойно возразил Иван.
– Это почему?
– Цирк уже заперт на ночь. Теперь отсюда без большого скандала не выберешься.
– Так вот зачем ты мне зубы заговаривал! – возмутилась Майя. И много чего еще сказала – гневного и справедливого.
Иван, зная, что даже самая кроткая женщина в такой ситуации должна высказаться, не обращал внимания не упреки и стягивал свитер.
– Я тебя серьезно прошу не делать глупостей! Со мной такие штуки не проходят! – говорила между тем Майя. Он опять обнял ее, но она стала сердито отбиваться и, изловчившись, так оттолкнула его, что он потерял равновесие и налетел на высокий фанерный кофр. Стоявший на кофре ящик Вадима свалился, а его содержимое с грохотом, треском и звяком разбежалось по гримерке. Иван от ужаса ругнулся – кто его знает, что там, в ящике было? И зажег свет.
На полу лежали игрушечный грузовик, Буратино, кубики, пластмассовые блоки «конструктора», заводные звери и остатки какой-то большой, сложной и до конца разломанной игрушки. Они словно свалились в холостяцкую гримерку из иного мира.
– Это еще что такое? – изумилась Майя. – Иван, у тебя что, ребенок есть?
– Какой там, к черту, ребенок! – буркнул, успокаиваясь, Иван. – Это Вадим спрятал, чтобы Валет не погрыз…
Майя присела на топчан, молча разглядывая игрушки. Иван сгреб их в ящик, пристроился рядом, опять потушил свет и обнял ее, но осторожно.
– Только не приставай, – попросила Майя. – Слышишь? Не надо…
И сама положила голову ему на плечо.
Ивану тоже что-то стало невесело.
– Хорошо, – ответил он. – Не буду. Давай лучше ляжем и попробуем уснуть. Все равно мы теперь отсюда до утра не выберемся. Ты накроешься своей шубой, а я дубленкой.
Так и сделали. И действительно минут пятнадцать пролежали, не двигаясь и стараясь дышать как можно бесшумнее. Потом Иван не выдержал, склонился над Майей, и она опять ответила на его поцелуй. И сразу же, словно вспомнив о чем-то, стала спихивать его с топчана.
Такая непоследовательность разозлила Ивана. Он сбросил на пол и шубу, и дубленку, и валик, заменявший подушку. Но побороться пришлось-таки. Майя не кричала, не кусалась и не царапалась, а сопротивлялась молча и со знанием дела. Она даже чуть не встала на борцовский мост, чтобы, вытолкнув Ивана вверх, сбросить его на пол. Но он вовремя сориентировался.
Вся эта возня стала Ивану надоедать, когда он вдруг почувствовал, что победил, дело за немногим… Майя прекратила всякое сопротивление. Она принимала его короткие и торопливые ласки, не отвечая на них но и почти не уклоняясь. Она лишь слегка выгнула спину, когда он запутался в ее скомканной одежде, и опять молча опустилась на овчину. И в самый неподходящий момент Иван услышал сказанные в пространство негромкие и странные слова:
– Ну и черт со мной…
Все это было стремительно, бездумно и лихорадочно, а потом Иван ощутил сквозняк из окна и сбившуюся овчину под голым боком. Он посмотрел на Майю – она не двигалась и не пыталась чем-нибудь накрыться. Ивану хотелось завернуться во что-нибудь теплое и заснуть, но он был не один – о женщине, с которой пять минут назад разрядил напряжение, нужно было хоть как-то позаботиться.
– Ты не замерзнешь? – наконец спросил он.
– У меня зуб ныть начинает, – ответила Майя.
– Тем более нужно накрыться, – и Иван деловито закутал ее в шубу.
– У тебя нет анальгина?
– В гостинице.
– А я дома забыла… Черт знает что! Который час?
– Три, – ответил он, прикидывая, сколько осталось на сон. – Ложись. Конюхи придут только в шесть. Раньше ты не выберешься.
– Где здесь можно умыться? – сердито спросила Мая.
– С утра у нас горячей воды не бывает, – предупредил Иван.
– Так что же, мне на улицу выходить со вчерашним гримом?
– Могу дать вазелин, – с лучшими намерениями предложил Иван.
– Иди ты к черту со своим вазелином! – тут Майя, видно, разозлилась по-настоящему. – Я не гримируюсь слоем в три сантиметра, как ты!
– Я тоже не гримируюсь! – возмутился Иван и вспомнил про шрам на виске.
– Зажги свет!
Он завернулся в дубленку и зажег. Майя в шубке присела к гримировочному столику.
– Ну и рожа, почище вокзальной шлюхи, – сказала она про свое отражение. Иван хмыкнул – художница показала зубки и скверный характер заодно.
Лизнув палец, Майя попыталась ликвидировать серые тени от туши под глазами. И потребовала вести ее в душевую.
Вода из крана текла чуть теплая, но Майя кое-как привела лицо в порядок. На свежем махровом полотенце Ивана остались черные пятна. Иван решил деликатно не заметить безобразия, но прокололся на другом. Майя пожаловалась на все сразу – на тушь, воду и зуб. А он спросил, когда она принесет готовый эскиз.