Сперва Майя ничего не ответила, а на ее лице, где даже флюс не испортил иронической полуулыбки, было явственно написано: «Хорош гусь!»
– Постараюсь в четверг, – официально-благожелательным тоном ответила она. – Я оставлю его для вас на вахте.
– Буду вам очень благодарен, – столь же любезно ответил ей Иван.
Стало быть, она поняла ненужность дальнейших отношений – и за это ей большое спасибо. А за эскиз рассчитается дирекция цирка. Тоже неплохо…
Выбираться из цирка было еще рано. Они сидели и молчали. Майя листала «Королеву Марго». Иван вспомнил про Мэгги и вставил первую попавшуюся кассету.
Это оказался один из мадригалов Карло Джезуальдо ди Веноза – тот, в котором вибрирующее сплетение голосов похоже на серебряный елочный дождь. Конечно же, слушая музыку, Иван и вообразить не мог обезумевших глаз и окровавленной шпаги этого самого Карло, князя Венозы, что заколол свою прекрасную и юную жену вместе с ее тайным избранником, но от своей боли и мученья не избавился, потому что чужая смерть от своей страсти не лечит.
Но в том, что это – музыка максималиста, Иван был уверен. И поблагодарил Мэгги – рядом с такой музыкой ночное приключение стало вовсе незначительным.
Потом в цирке послышались голоса. Майя оделась и укрыла шарфом флюс. Иван проводил ее к служебному входу, уже открытому, прошмыгнул вместе с ней мимо дремлющей вахтерши и вывел ее на улицу.
– Ну, всего! – спокойно сказали они друг другу и расстались.
Иван вернулся в гримерку. До начала репетиций с тиграми еще оставалось два часа – манеж, значит, в его распоряжении.
Провал и победа, как он и хотел, уравновесили друг друга. Спокойствие вернулось, а музыка поставила точку. провал и победа взаимоуничтожили друг друга. Можно было все начинать сначала, на пустом месте.
И тут Иван вдруг сообразил, почему вредная вахтерша сказала ему «мельчишь!» Он вскочил и прямо в гримерке в полноги стал прогонять номер, напевая и взмахивая руками. Дошел наконец до места, где и впрямь нужно было укрупнять. Но подметить-то старушка подметила, а никаких указаний не дала.
Иван прилег, стал прокручивать перед глазами все свои пробежки, потом сидящий напротив главреж стал засекать время по секундомеру, и это оказался не секундомер, а пудреница, забытая на столе даже не Майей, а той Галиной из Новосибирска, которая сломала электрический самовар…
И завертелась обычная белиберда, которая снится уставшему и сильноозабоченному человеку.
Иван предполагал, что Майя занесет обещанный эскиз в четверг вечером, так что, уходя в гостиницу, он как раз возьмет конверт у вахтерши. Но кто мог предвидеть вмешательство жизнерадостного главрежа?
Он, главреж, застал Майю в момент передачи конверта вахтерше, и яростно возразил, потому что —
– … второго такого зануды на свете не сыщешь! Вечно всем недоволен, вечно рожа такая, будто лимон съел! Капризов – как у примадонны. Ты ж понимаешь, малыш, – звезда манежа!
Выговорившись, главреж добавил уже потише, и в голосе явственно слышалось восхищение:
– Правда, мужик отчаянный… В общем, эскиз ему следует вручать лично и только лично! Если он согласен, я завтра свяжусь с мастерской.
Вот почему Иван, хорошо отработав номер и возвращаясь в гримуборную с чемоданом в одной руке и стояком для булав в другой, обнаружил у запертой двери Майю. Вид у нее был очень недовольный.
Но Иван был в таком упоении от сегодняшней удачи, что, кроме нее, ничего знать не желал.
– Ну – порядок! – объявил он вместо всякого «здрасьте». – Отработал – во!!!
– Очень рада, – спокойно ответила Майя. – Вот эскиз. Посмотрите, пожалуйста, скорее, я спешу.
Лицо Ивана приняло обычное кисловатое выражение.
– Хорошо, зайдем, я посмотрю, – и достал ключ.
– Оказывается, необходимо, чтобы вы лично одобрили, – сказала Майя, положив на гримировальный стол большой конверт.
На первом эскизе костюм был белый, с золотой бахромой на груди и рукавах. На втором – жемчужно-серый, даже чуть сиреневатый, с серебром и вишневыми завитками. Рисунок и крой у них был общий, одобренный Иваном.
– А сами вы какой бы посоветовали? – подумав, спросил Иван.
– Да мне, в общем-то, безразлично, – пожала плечами Майя. – Дело ваше.
Иван изумился – уж сегодня-то он никак не заслужил безразличия!
– Нет, все-таки… У вас же вкус!
– Тогда серый.
– А белый зачем? – Иван от такого лаконизма растерялся.
– Для будущего номера. Всего хорошего!
Но Иван оказался быстрее и загородил ей дорогу.
– Вы что же, думали о моем будущем номере?…
– Должна же я о чем-то думать, когда рисую. Ну, вы пропустите меня наконец?
– А этот вам что, не понравился? Да погодите вы… – Иван понятия не имел, как ее удержать, а это было смертельно необходимо – она уже что-то знала про его будущий номер.
– У меня нет времени! – надменно и четко отвечала Майя. – Дайте дорогу! У меня сейчас одно желание – поскорее выбраться из вашего несчастного цирка!
Иван не был мастером на осторожные подходы и хитрые словесные комбинации. Он видел, что Майя не может ему простить той ночи в гримерке, хотя честно не понимал, в чем его вина – сделал все, что мог… И, конечно, следовало сейчас пропустить ее и попрощаться как можно вежливее.
Но Иван почуял в Майе такого же стойкого профессионала, каким был сам. Заставить себя забыть за рабочим столом о той дурацкой ночи, пренебречь горькой прозой ради необходимого полета фантазии – прежде всего, это было совершенно не по-женски…
– Простите, если что было не так, – глядя куда-то мимо, попросил Иван. Хотя, спроси его Майя, что именно – не так, ответа она бы не получила.
– Ну, ладно, – туманно сказала она. – Пока.
Она ушла, а Иван только пять минут спустя вспомнил, что забыл поблагодарить за эскизы. Он переоделся в тренировочное трико и после представления еще около часа репетировал на пустом манеже под музыку Фрескобальди.
Когда Иван, весь день проведя в тепле, вышел из цирка, то чуть не захлебнулся мокрым и холодным ветром. До гостиницы было недалеко. Он поднялся в свою башенку. Не зажигая света, разделся и вместе с Мэгги подошел к окну. Башенка полетела над городом под просветленную и умиротворенную музыку Палестрины.
За каждым зажигающимся окном какие-то люди встречали друг друга и были вместе. Никому и в голову не приходило стоять в темноте лбом в стекло. Где-то наверняка ужинала Майя – и ее озаряли уже совсем другие идеи, а о будущем жонглерском номере она и думать забыла.
На следующий день в цирке случилось событие – в буфет завезли недорогие апельсины.
Их якобы раздобыли на базе в ограниченном количестве и решили давать по пять кило в одни руки, чтобы всем хватило. К приходу Ивана апельсинные страсти кипели вовсю. Тем более – до зарплаты оставалось три дня и денег в цирке было негусто.
Иван, как ступил за порог проходной, так ничего, кроме слова «апельсины» и не слышал. Нельзя сказать, чтобы он их обожал – он вообще к еде относился спокойно. Но общая сумятица и его подхватила… Непостижимым образом в руках у Ивана оказались пакет и кошелек.
Но тут его осадили женщины, напрочь игнорируя ту стенку, которую он выстроил между собой и коллективом за два года совместных странствий. Они дружно просили его уступить свои пять кило под тем предлогом, что, мол, зачем ему, несемейному, фрукты?
– Так мне что, по-вашему, и витаминов не надо? – возмутился Иван. Он хотел сказать, что нужно высунуть нос из цирка и пройтись по окрестным магазинам – апельсинов море, разве что чуть подороже. Но его перекричали. В результате он обиделся, надулся и всем назло взял даже не пять, а десять килограммов, потому что апельсиновый лимит оказался выдуманным.