— Когда расследуешь убийство такого, как Уолтер Марч, двадцати четырех часов вполне достаточно, чтобы наесться дерьмом до тошноты.
— Миссис Марч заверяет меня, что врагов у него не было. Это же факт, что его выбрали президентом Ассоциации американских журналистов.
— Разумеется, факт. Как и то, что Аттила был предводителем гуннов.
— Мистер Уишэм, любой человек с таким влиянием…
— …обязан иметь хоть нескольких врагов. Совершенно верно. Уолтера Марча любили все, за исключением тех, кому приходилось иметь с ним дело.
— Мистер Уишэм…
— У меня к вам еще один вопрос.
— Мистер Уишэм, я… Вопросы положено задавать мне.
— Вы видели меня по телевизору?
— Разумеется.
— Часто?
— Да, пожалуй, что да. Моя работа… Мне не удается регулярно смотреть телевизор.
— Что вы обо мне думаете? Что вы думаете о моих передачах?
— Видите ли, я не журналист.
— Я работаю не для журналистов. Для зрителей. Вы — зритель.
— Я не критик.
— Я не работаю и для критиков.
— Мне кажется, у вас очень хорошие передачи.
— Очень хорошие?
— Видите ли, специального анализа я не проводил. Мне и в голову не приходило, что Ролли Уишэм поинтересуется моим мнением о его репортажах. Я, в основном, смотрю спортивные передачи…
— Тем не менее. Скажите, что вы думаете о моей работе.
— Репортажи у вас хорошие. Мне нравятся. Во всяком случае, вы работаете не так, как другие. Как бы это выразить. Вы показываете живых людей. Не просто сидите в студии и вещаете о том, что видели. Нет, вы всегда на улице. И с кем бы не говорили, будь то наркоманы, карманники, к любому вы относитесь уважительно, как к личности, со своими проблемами и страхами. Я не знаю, как это должно звучать в журналистских терминах…
— Остается только пожалеть, что вы не критик. Вы только что дали мне положительную рецензию.
— Наверное, не след мне судить об этом.
— Следующий вопрос…
— Довольно вопросов, мистер Уишэм.
— Если моей работой удовлетворены и вы, и руководство компании, и множество зрителей, каким образом Марч собирался отлучить меня от эфира?
— Это вопрос.
— Вы знаете ответ?
— Нет. Но у меня есть вопросы.
— Я и задаю их за вас.
— Ладно, мистер Уишэм. В умении задавать вопросы мне с вами не сравниться. Суть я уяснил.
— Суть не в этом. Я не собирался унизить вас, капитан Нил. Просто хотел донести до вас одну мысль.
— Какую же?
— Вы смотрите на экран телевизора. Видите многих репортеров. У большинства из нас собственный стиль. В чем же разница между мною и прочими? Я моложе. Волосы у меня чуть длиннее. Я не работаю в студии в пиджаке и при галстуке. Мои репортажи, в основном, документальные съемки. Так называемые картинки из жизни. И главное в них не факты, но отношения между людьми, человеческие чувства. Это моя работа, и, как вы только что сказали сами, я в ней преуспел.
— Мистер Уишэм…
— Так почему я? С чего Уолтеру Марчу или кому-то еще затевать общенациональную кампанию, цель которой — вышибить меня вон?
— Хорошо, мистер Уишэм. Ролли. Вы задали вопрос. С чего слон набросился на мышку?
— Потому что он боялся меня.
— Уолтер Марч? Боялся вас?
— Я представлял собой опасность, с которой он уже не мог не считаться.
— Ага… Кто-то говорил мне вчера вечером… кажется, Нетти Хорн, что самомнение — бич журналистов. «Мания величия», — так она сказала. Ролли, ну как можно сравнить ваши еженедельные несколько минут на экране с Уолтером Марчем и его газетами, выходящими каждый день по всей стране…
— Потенциально я был для него очень опасен.
— Ладно, Ролли. Теперь я должен спросить: «Чем же?» Так ведь?
— Я по-прежнему стараюсь донести до вас одну мысль.
— Я слушаю.
— У меня больше причин убить этого мерзавца, чем у кого бы то ни было.
— Тогда…
— Только не говорите мне, что пора вызывать адвоката. Я знаю свои права. Я на конгрессе только потому, что на этом настояло руководство компании. И приехал с лютой ненавистью к этому мерзавцу. Откровенно говоря, боялся случайно встретиться с ним, увидеть его, даже услышать, оказаться в одной комнате… Потому что мог потерять контроль над собой.
— Подождите.
— Моему отцу принадлежала газета в Денвере. Я катался на лыжах, ездил на лошадях, любил журналистику, отца, радовался, что я — сын издателя газеты. Вам, наверное, не известно, но, если газета начинает терять читателей, остановить этот процесс практически невозможно. Я этого не знал, но когда мне исполнилось десять лет, такое произошло с газетой отца. Еще через четыре года он уже заложил все, что можно, даже свой стол. Черт побери, стол, который унаследовал у отца, лишь бы газета продолжала выходить. Конечно, он брал ссуды в банке, и вот здесь-то допустил ошибку, ибо обращался только в один банк. Он не был силен в бизнесе.