Вот, собственно, основанная на таком нехитром предисловии жизнь героини первого сна текла своим чередом до известного возраста, когда мечты о принце становятся не только мимолетными вожделениями молодой особы, а начинают занимать большую часть ее сознания. В это же время Иезуит, зная своенравный характер дочери, унаследованный от матери, начал хитрую дипломатическую игру по формированию своего будущего в роли члена семьи вышестоящего чиновника, входной билет в которую обеспечивало замужество дочери. В доме Иезуита стали происходить празднования разнообразных знаковых событий, как то: покупка кем-то эксклюзивного спорткара, картины, завода, парохода – да мало ли чего еще, отмечались дни рождения, чьи-то профессиональные праздники и т. д. Множество людей в тот год побывало в доме Иезуита, от звезд шоу-бизнеса до детей-мажоров. При этом всех гостей объединяло одно – среди них не было случайных людей. Честно говоря, Иезуит сам был не в восторге от бедламов, творившихся в доме, однако выбранная тактика приносила свои плоды: Кирилл (сын вышестоящего чиновника) на фоне развязной примажеренной молодежи и уже зарвавшихся полузвезд становился для Татьяны самым близким и понимающим сверстником. Она привыкла к его постоянному присутствию в их доме, да и к тому же это был единственный человек из всех, вертевшихся вокруг, кто ее не раздражал. Однако для Татьяны Кирилл был хорошим, симпатичным парнем и только. Ему же Татьяна нравилась очень и очень. Скорее всего, он был в нее влюблен, влюблен, как бывают влюблены в восемнадцать лет: сильно, страстно и, кажется, на всю жизнь (красиво!).
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Не забывайте прокручивать прочитанное в голове, вспомните себя в восемнадцать лет, вспомните те чувства и ощущения, которые вы испытывали при виде дорогого человека. Давайте, не ленитесь.»
Однажды в посольство сопредельного государства, добрососедские отношения с которым, мягко говоря, не складывались, был приглашен Иезуит со своими близкими (он, дочь и очередная пышногрудая, напомаженная, отутюженная, с гордо поднятой головой длинноногая блондинка). На приеме присутствовало огромное количество богатых бездельников и покрытых плесенью чиновников. Большая часть присутствующих, никогда не игравшая в художественной самодеятельности, тем не менее с достоинством изображала светских львов и львиц. Барышни с подчеркнутой казательной непринужденностью и легкостью (до боли в каждом позвонке) прогибали спины, выпячивая напоказ малоприметные бюсты, лениво покуривали сигареты в длинных мундштуках либо потягивая через трубочку какой-то очень распространенный коктейль (ну, еще в который маслину кладут… Забыл). Кроме того, женщины были одеты во все – не скажу, что самое лучшее, но самое дорогое – это точно: бриллиантовые колье, цепочки, кольца и кулоны могли бы покрыть примерно четверть внешнего долга страны, проводящей прием (шутка). Хотя если сложить состояния всех присутствующих, а затем предположить, что его можно потратить на развитие страны, проводящей прием, то… могли бы быть установлены мраморные унитазы даже в местах лишения свободы той страны).
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Кстати, интересная мысль, почему, собственно, мы оцениваем наше с вами состояние по количеству абсолютно ничего не стоящих бумажек, напечатанных где-то далеко-далеко и находящихся в наших с вами карманах? Помните, как в детстве собирали фантики, складывали их в коробочку, прятали, хвастались в детском саду, менялись на другие (один оранжевый на два зелененьких). Как все это началось? Наверное, кто-то тогда подсказал, как надо поступать. Смешно, не правда ли – вырастая, мы продолжаем играть все в ту же бессмысленную игру: все те же ничего не стоящие фантики (я имею в виду деньги), все так же окружающие оценивают вас по количеству и разнообразию этих фантиков – чем больше, тем лучше, все так же мы их прячем, меняем, иногда дарим (отдаем безвозмездно), но это иногда… Так вот, мысль, которая посетила меня во время написания этих строк: «А почему бы не оценивать наше с вами состояние, привязавшись к иному эквиваленту, ну, скажем, к унитазу – очень нужная, незаменимая в хозяйстве вещь…» (шутка… хотя задуматься стоит, ведь все ваши деньги в один прекрасный момент могут превратиться в бумагу, а унитаз – он всегда будет унитазом, на нем можно посидеть, подумать, одним словом – вещь).»
Мужчины, эти надменные павлины с большими животами, с головами, переходящими в плечи, с сигарами и с коньяком, выпиваемым по привычке залпом и до дна, предпочитали отсиживаться за маленькими столиками небольшими компаниями, деловые разговоры (о футболе, рыбалке, машинах). В качестве украшений у мужчин были женщины (как правило, не жены). Безусловно, все эти пижоны (чиновники, мультимиллиардеры и просто миллиардеры) были не чем иным, как видимой частью айсберга: одни не вершили политику, хотя всем так казалось – они только подписывали что-то и озвучивали то, что им велели говорить (ну, скажем, режиссеры политики), а другие не владели теми несметными состояниями, которые им приписывались, вернее сказать, состояния-то у них были, вот только это были не их состояния, все деньги, равно как и собственность, находились у них во временном пользовании, т. е. в управлении, а истинных хозяев не знал никто или почти никто.
ГОЛОС ЗА КАДРОМ: «Вот и мне иногда кажется, дорогой читатель, что те надутые самодовольные личности, о которых мы слышим с голубых экранов и читаем в газетах, покупающие ультрадорогие яхты, футбольные клубы, отели и платящие за обед цену хорошего автомобиля, на самом деле являются всего лишь доверенными особами, слугами, если хотите, своих законспирированных хозяев. Но коль скоро есть хозяин, то, значит, есть кому казнить и миловать. Прокрутите в голове события последних десяти лет и вспомните, сколько вы слышали сообщений о скоропостижных кончинах тех или иных влиятельных людей (сердечный приступ, самоубийство либо автомобильная катастрофа), и вот уже мы слышим о новом олигархе, унаследовавшем состояние своего, ну, скажем, тестя (подобрали вменяемого и управляемого, женили на дочери управленца, пару лет на передачу дел и – на покой старика). Ну, да это мои вымыслы, посему относиться к ним надо как к вымыслам, или иначе – это как вам, читатель, будет угодно. По крайней мере, книга моя и писать буду, как хочу.»
Итак, читатель, представь большую кучу актеров, играющих серьезных людей, собравшихся в описанном выше посольстве, и такое же количество похотливых актрис, играющих верных спутниц своих спутников, а вернее спонсоров, дефилирующих туда-сюда, болтающих о том, о сем. Кроме этой когорты людей, на приеме присутствовали уже достаточно взрослые дети приглашенных и всяческий обслуживающий персонал – от звезд шоу-бизнеса до швейцаров и официантов. В основном зале стояли большие и малые круглые столы, убранные белыми атласными скатертями, уставленные большим количеством посуды и всевозможных приборов, пользоваться которыми не умел почти никто (возле каждой тарелки лежало по три вилки и по три ножа разных размеров и, вероятно, разного предназначения!) На блюдах посреди столов возлежала разнообразная снедь, украшенная зеленью и фигурно вырезанными овощами, бумажные салфетки и пластиковые шпажки. По залу туда-сюда сновали официанты с большим количеством алкогольных напитков. Часа через три разгоряченная спиртным светская публика, неприлично улюлюкая и выкрикивая бородатые либо пошлые тосты, шарила похотливыми глазенками по талиям и другим частям тел присутствующих. Кто-то даже пытался поруководить оркестром, а кто-то начинал любезничать с чужой барышней, пытаясь как бы невзначай пощупать оную на предмет целлюлита. В общем, каждый веселился как мог. Вечеринка была закрытая, т. е. не совсем официальная, а, соответственно, без журналистов.