Постоянные читатели Стругацких знают, что эти авторы стараются везде, где можно, написать слово «учитель» с большой буквы. В «Жуке» Абалкин целует руку своему старому учителю (и, может быть, в этой детали скрыто единственное удостоверение того, что он не робот, а человек). Наверно, самая страшная деталь «Второго нашествия» то, что антигерой Стругацких учил детей. Боже мой, скольких искалечил на своем веку этот робкий, скромный, и в некотором роде неплохой человечек!
Маленькая заметка о мастерстве. Авторы не говорят, для чего понадобился «марсианам» желудочный сок: то ли для дела, то ли ни за чем — как благовидный предлог для подарка. Это ничего не меняет. Продукт же^ лудочной секреции становится символом мещанской цивилизации, общества желудочного удовлетворения, символом, преисполненным убийственного сарказма. Таковы возможности фантастики: малозначительная сюжетная деталь в руках мастера возвышается до всеохватывающего символа.
Сборник завершает повесть «Хищные вещи века». В ней также идет речь о мещанстве, о бездумном стремлении к животному удовлетворению — о страшных подарках, подстерегающих людей, лишенных моральной опоры.
В творчестве Стругацких эта повесть логически завершает тему мещанства (хотя, заметим, по времени она появилась на свет раньше «Второго нашествия марсиан»). Во «Втором нашествии» стремления мещанина были сросты, так сказать, первичны — он жаждал всего лишь обеспеченности и спокойствия.
В «Хищных вещах века» гштигероя — мещанина нет; есть соСирательный антигерой — общество, получившее благополучие иа дармовщину.
В мирке этой повеети даже желудочного сока сдавать не нужно, достаточно поработать четыре — пять часов, не больше — почти все отпускается бесплатно. Зато полным — полно кафе, «Салонов Хорошего Настроения», специальных заведений для любителей острых ощущений. Есть волновые стимуляторы для коллективных развлечений и волновые экраны от уличных шумов, есть спортивные общества и спортивные игры — чего — чего только нет…
Все эти блага не с неба свалились; чтобы добиться такого уровня сытости, мало научно — технической революции как таковой, надо было еще и поработать как следует. Но авторы исподволь, настойчиво поворачивают картину так, что подчеркнутое благополучие начинает выглядеть именно подарком, с которым люди не знают, что делать. В панораме экзотически — сы- той и веселой страны видны отчетливые черные пятна. То первоклассные книги предлагаются в одной лавке с кофточками и компотом — все бесплатно, — причем книг никто не берет. То массовые развлечения оборачиваются коллективным безумием. То, напротив, не в массовом, а в очень узком кругу устраиваются развлечения садистические. Задолго до того, как герой- детектив распутывает сюжетный узел, читатель понимает, или, скорее, чувствует, что всеобщим счастьем здесь и не пахнет. Это ощущение нагнетается многими деталями: и бунтом интеллигенции против культа удовольствий, и необыкновенно выразительной мелочью — телевизионной мелодраматической программой специально для парикмахеров…
Что же происходит в этой стране с людьми, которые, в сущности, честно заработали свое благополучие?
Фокус изображения и ответ на все вопросы помещаются в острейшей фантастической находке — в «хищной вещи», с которой сталкивается герой- детектив (Иван Жилин, знакомый читателям по «Пути на Амальтею» и «Стажерам» как борт — инженер космических кораблей, ставший работником ООН, следователем по преступлениям против общества).
Он приезжает, чтобы найти и обезвредить тайное общество, торгующее неизвестным, смертельно опасным наркотиком. И обнаруживает, что нет банды, нет подпольного производства, и наркотика, собственно, тоже нет. Есть обыкновенные радиоприемники и заурядные радиодетали, которые можно получить в любом магазине. Если сменить в приемнике одну деталь и включить его, то получится «слег» («шлак» по — английски), электронный гипнотизер. Стандартный радиоприемник становится хищником, похожим на сирен, что свели с ума ^путников Одиссея. Он освобождает подсознание, дает человеку столь обольстительные и красочные грезы, что реальная жизнь становится для него бесцветной и теряет всякую цену. Человек, зараженный привычкой к «слегу», уходит в грезы совершенно и в конце концов гибнет от нервного истощения.