Среди поклонников творчества Стругацких можно встретить фразы вроде «не нужно искать в их произведениях логику», «не нужно оценивать книгу с точки зрения научной фантастики и традиционного художественного реализма», и даже (пожалуй, мой самый любимый) «не нужно оценивать их книги рационально». Признаться честно, я испытываю шок, читая подобные комментарии. Давайте тогда уже продолжим эти мысли до полного абсурда. Давайте не будем оценивать книгу с точки зрения художественной красоты, давайте не будет оценивать остроту сюжета, давайте не будет оценивать внимание авторов к деталям, давайте не будем… А что тогда мы будем делать? Что будет тогда рождать удовольствие от прочтения? Ведь если убрать все эти критерии и перестать «оценивать рационально», если всех этих, столь необходимых художественному произведению деталей нет, что именно мы будем оценивать? Обложку?
Художественная составляющая, так любимые мною виртуозные описательные приемы моих великих русских предшественников из девятнадцатого века, в романах Стругацких, увы, встречаются весьма редко. Ни в одной из книг Стругацких вы не найдете ни описаний страсти и чувств, ни даже оттенков симпатии людей друг к другу. Вместо этого вы будете читать в лучшем случае описания вроде «Майка лежала на койке, подобрав ноги, повернувшись лицом к стене. Эта поза мне сразу кое-что напомнила, и я сказал себе: а ну-ка, поспокойнее, без всяких этих соплей и сопереживаний.» (Малыш, 1971 г.)», а описание женской красоты будет выглядеть примерно вот так: «Ах, как у нее головка-то посажена, шейка какая, как у кобылки молоденькой, гордой, но покорной уже своему хозяину.» («Пикник на обочине», 1971 г.)
Философско-идеологическая же сторона их творчества так сильно замаскирована и так размыта, что чем дальше мы отдаляемся от советского периода истории России, тем все более мизерной и незначительной она становится. Все это вдвойне печально осознавать, понимая, что речь идет не об одном, а о двух авторах, двух личностях, фактически, двух писателях одновременно. С идеологической точки зрения самым эпохальным произведением автором, конечно же, является «Град обреченный». Эта книга знаменует слом идеологического мировоззрения авторов. К сожалению, происходит это лишь к закату творчества писателей спустя почти два десятка уже написанных книг. Ее сюжет словно подводит ранний итог их творчеству, дает понять, к чему же приводит трансформация видения идеологических моделей Стругацких. Финал «Града обреченного» дает нам понимание идеологической пустоты, которая образовывается в головах у авторов. Уже в начале семидесятых годов им становится понятно, что производимые социальные эксперименты, в том числе те, которые производились в СССР нужно признать именно «обреченными». И хотя до падения союза оставалось еще не менее тридцати лет, в глазах Стругацких итог уже медленно подводится.
Несмотря на значительное количество написанных авторами произведений, довольно большая часть из них является так называемыми «проходными». Так обычно называют произведения, которое автором хоть трудолюбиво написано и даже опубликовано, но которое можно было бы и не писать вовсе. Это не пытались отрицать даже сами авторы. «Малыш», «Парень из преисподней», самые последние рассказы начала 60-х, ну и, конечно, «Повесть о дружбе и недружбе». Вполне могли бы мы ее не писать совсем. А если уж написали — печатать под псевдонимом, чтобы не портила нам творческой статистики. Однако слово из песни не выкинешь. Был, был у нас этот сбой — лишнее доказательство фундаментальной теоремы сочинительства: «То, что не интересно писателю, не может быть по-настоящему интересно и читателю тоже» (из комментариев Б. Стругацкого).