Вот он, Ведьмин брод, в зарослях тростников. «Ведьма гуляла — тросточки теряла». На глаз — лужайка во мхах и травах. А на ощупь… На ощупь лучше не надо. Ступишь на кочку, поросшую мхом, и, как на лифте, поедешь вниз, на самое дно. Скольких, по слухам, увез и не вернул такой лифт…
Теперь — найти брод. На схеме он обозначен пунктиром. В конце пунктира — колечко с вензелем «СМ» — «Суд Мазая», партизанский лагерь.
Спартак снял рюкзак и, развязав, вытряхнул на траву топорик и моток веревки. Сделал лямку и стал раздеваться. Но вспомнил о Нине и велел отвернуться.
Нина пожала плечами — подумаешь, церемонии! — но отвернулась.
Спартак разделся, напялил на живот, поверх трусов, тугую лямку и протянул конец веревки Нине.
— Страхуй, — сказал он и с топориком в руках полез в болото.
И сразу — ух! — по пояс провалился в липкую, как клей, жижу. Веревка в руках у Нины натянулась, как струна.
— Отпусти! — крикнул Спартак, взбираясь на кочку потверже. Соскользнул с нее и, ощутив под ногами что-то плоское и твердое, обрадованно крикнул: — Стою!
— На чем? — крикнула Нина, управляя веревкой.
Спартак наклонился и запустил руку в густую и черную, как мазут, грязь.
— На шпале, — крикнул он, нащупав, на чем стоит, выпрямился и пошел, балансируя, в глубь болота.
Шел и тянул, как паутину, веревку из рук Нины. Скрылся, невидим стал, а все тянул и тянул. Вдруг веревка ослабла. Нина, как условились, протяжно свистнула: «Что случилось?» И замерла, ожидая. Спартак в ответ свистнул дважды: «Все в порядке». И снова потянул веревку. Потом надолго остановился. Но Нина не волновалась. Веревка в ее руках то слегка ослабевала, то снова натягивалась, сигнализируя: Спартак что-то обследует.
Потянулись минуты ожидания. Ожидать всегда скучно. Но не в лесу. В лесу, да еще на болоте, не заскучаешь. Лесной комар всякому дело найдет. Любого ленивца «уговорит» физкультурой заниматься.
Нина как могла — головой, руками, ногами — отбивалась от комарья, да разве отобьешься — заживо съедят, если не убежишь с комариного места. Ну и пусть едят, Нина все равно не убежит. Однако как долго от Спартака нет сигнала! Ага, вот он: один длинный, три, с паузой, коротких свистка. Ну наконец-то возвращается.
Нина стала осторожно выбирать веревку. Вот и он, Спартак. От грязи — как негр. Одни зубы светятся. В одной руке топорик, в другой не поймешь что — фляга какая-то. Идет, как бычок на веревочке, осторожно перебирая ногами. Увидел ее, улыбнулся и вдруг, изменившись в лице, испуганно крикнул:
— Ко мне… Скорей…
И с этими словами по пояс ушел в трясину.
Нина, не разбирая дороги, кинулась на помощь и вдруг почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.
— А-а-а…
— Тише ты…
Злой, вполголоса, окрик Спартака образумил Нину, но было уже поздно. Человек, за минуту перед тем вышедший из леса, тоже услышал Нину и, еще не видя, кто кричал, бросился к болоту. Это был Черняк. Страшная догадка мелькнула в голове у Спартака, когда он из-за плеча Нины увидел Тарасова деда. Черняк все знает. И то, что в руки Спартака попала схема лагеря партизанского отряда Мазая. И то, что он вместе с Ниной отправился на розыски этого лагеря. А раз у Черняка, владевшего протоколами «Суда Мазая», были основания скрывать их от других, то могли у него быть основания и для того, чтобы помешать Спартаку и Нине проникнуть в этот лагерь.
Черняк, прислушиваясь, шел к болоту.
Спартак и Нина с тоской следили за его приближением.
— Эх, жаль, спичек нет, — прошептал Спартак.
— Спички есть, — шепотом ответила Нина, не совсем понимая, для чего они — сигнал подать, что ли?
Она сняла тощий рюкзачок, развязала и, нащупав коробок, протянула его Спартаку. Спартак поджег весь коробок сразу и швырнул на берег. Он правильно рассчитал. Грива сухой прошлогодней травы, покрывавшая берег, вспыхнула, как порох, огонь лизнул болотную жижу, сердито зашипел, и от болота на берег, заслонив ребят от Черняка, повалил густой дым.