Мне стало до слез больно и грустно. Человек, который это писал, даже не знал, кто у него родился. Орел, глядя на меня, тоже погрустнел.
— Марьюшка, — нараспев нежно повторил он. — Мария, значит.
— Да, — сказал я, кивая, — так мой будущий отец звал мою будущую мать.
— Вот как? — удивился Орел. — И твой тоже? Он ведь, если мне не изменяет память, без вести пропал?
— Не изменяет, — сказал я. — Пропал. А теперь нашелся.
— Как? — воскликнул Орел. — Когда?
— Сегодня, — сказал я. — Сейчас. Это письмо мой отец написал моей матери.
Орел и Зоя, потрясенные, не спускают с меня глаз.
— «Суд Мазая»… — вслух размышляет Орел. — Твой отец… Может быть, он и есть…
— «Суд Мазая»? — догадываюсь я. — Не знаю. Может быть, вместе с другими. Мы ведь не знаем, сколько их.
— Узнаем! — Глаза полковника Орла горели, как факелы. — Теперь мы все узнаем. Стоп! Пока — никому ни слова. Завтра же… Нет, сегодня же нагрянем к Черняку и… Эх, жаль, без прокурора нельзя… Тогда — завтра. Утром — к прокурору, а днем — к деду Тараса.
В дверь сарая нетерпеливо постучали. Орел открыл и удивился:
— Легок на помине!.. — В дверях, зареванный, стоял внук Черняка. — Что случилось?
— Дед… — Тарас поднял и тут же опустил глаза. — Вернулся из леса и… — Тарас всхлипнул.
— И?! — не сговариваясь, вскричали мы.
— И сжег черную тетрадь, — сказал Тарас.
— Встретимся вечером, — сказал Орел и увел Тараса в дом.
А я поспешил к себе. И вовремя. В дверь моей квартиры руками и ногами колотила полевая почта «журавлей». Причем руками действовала главным образом более воспитанная Таня, а ногами — менее воспитанный Ваня. Увидев меня, связисты не прекратили наступательных действий, продолжали крушить дверь, не сразу сообразив, что если я здесь, то там, за дверью, меня, естественно, нет.
Первой опомнилась Таня.
— Вам телеграмма! — закричала Таня.
— Срочная, — добавил Ваня и важно потребовал: — Распишитесь.
Телеграмма была от мамы. Она приезжала послезавтра вместе с отчимом. Задержка с приездом — от Москвы до Наташина пустяк езды — огорчила меня. Маму я хотел видеть как можно скорее — письмо отца! И в то же время обрадовало: ее приезд днем раньше помешал бы моему участию в операции «Тайна азимута», назначенной на завтра.
День прошел в хлопотах — я встретился еще раз с Орлом, побывал на НП «журавлей» и «цапель», а ночью мне приснился странный сон. Впрочем, все сны странные. И мой не исключение. Я иду по степи. Долго-долго. Мне жарко, и я очень хочу пить. И все вокруг тоже томится от жажды. Птицы, тревожно кричащие «пить-пить-пить»… Цветы, бессильно уронившие неживые головки… Курганы, тоскливо глядящие вдаль: не покажется ли облачко? Вдруг где-то что-то загремело. Гром, надеюсь я, гроза. Нет, гремят барабаны. И я вижу, идут юнармейцы. Пилотки голубые. Гимнастерки зеленые. Башмаки желтые. Автоматы деревянные, под цвет стали. Вдруг деревянные автоматы начинают стрелять. В злое небо, выпившее всю воду. Деревянные автоматы стреляют настоящими волшебными пулями, а я ни капельки не удивляюсь этому. Во сне никогда ничему не удивляешься. И небо сдается. Из всех его щелей хлещут струи воды. Я пью, подставляя рот. Вода свежая, вкусная, но я, сколько ни пью, не могу утолить жажды. А барабаны все бьют, автоматы палят… Я просыпаюсь, а они все бьют и палят. Может быть, я проснулся во сне? Так тоже бывает. Нет, с улицы в распахнутое окно влетает песня «Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка… Пионеров идеал-ал-ал…» «Цапли»! Это их батальонная песня. Операция «Тайна азимута» началась. Я одеваюсь и спешу вдогонку за «цаплями» к парашютной вышке — «ориентиру № 1».