Вздохнул еще раз, успокаиваясь, перед новым волнением. Из ноздрей вырвались пузырьки газа и, будто тянул кто, жемчужной цепочкой полезли кверху.
Наклонился и стал ощупывать бомбу. Раз видел, слепой на ощупь читает книгу. Вот и он, как тот слепой, на ощупь «читает» бомбу. Что-то вычитает?
Пальцы сапера не знают покоя. Что это? Поясок? Да, прижимное кольцо взрывателя. Под ним смерть. Если бомба, ударившись, не взорвалась, значит, взрыватель не сработал. Значит, не такой уж он недотрога. Смелей, Пресняков. Смелей и осторожней. Не сработал тогда, может сработать сейчас…
Пресняков пытается плавно сдвинуть с места прижимное кольцо. Где там! Заржавело и не поддается. Ржавчина — его враг. А может, не враг, может, наоборот, друг? Кто без ключей, а замки открывает, без зубов, а железо грызет? Ржавчина. Помогай, ржавчина!
Пресняков снова берется за кольцо, нажимает, и оно, как баранка, разламывается на две половинки. Спокойно, Пресняков. Не удивляйся и не пугайся бьющей в лицо струе воздуха. Это бомба испускает дух. А сейчас и совсем испустит. Как только ты нащупаешь взрыватель.
Вот он. Теперь вытащить. Пока вытаскивает, лоб покрывается испариной. Теперь со взрывателем подальше от бомбы. Если и взорвется в руках у Преснякова — его руки и ответят. А бомба не взорвется. Не услышит издали голоса взрывателя и не подаст свой. Она только на его голос и отзывается. Взрывается, когда он взорвется. Внутри у нее, в бомбе.
Теперь не взорвется. Взрыватель в руках у Преснякова. Он, как только вылез из озера, разобрал его и спрятал на берегу. Чтобы познакомиться с устройством. Но это потом. А сейчас, после всего, что было, Преснякову просто лень что-нибудь делать, о чем-нибудь думать.
Но делать надо. Он не на отдыхе, а на службе. Бомбе, хоть и без жала, не место в озере.
Вернулся в воду. Присел над бомбой и, как посылку перед дальней дорогой, перевязал крест-накрест канатом. Свободный конец с буем — оранжевым поплавком — выпустил наружу и стал ждать. Ага, заметили. По зеленому окну озера скользнула остроугольная тень. Лодка. Сейчас подберут буй. Взяли. Сейчас потянут.
Пресняков вылез из воды и — ладонь о ладонь — отряхнул руки. Рабочая привычка.
Кран вынес бомбу на берег и опустил в машину с песком.
— Трогай! — сказал офицер, и шофер — молодой, в лице ни кровинки — осторожно включил скорость. Машина взбрыкнула, как конь, и остановилась. Пресняков понял — шофер трусит. Дал газ и тут же выключил. Подумал, что включил не ту скорость.
Наконец машина тронулась и медленно, как черепаха, поползла по дороге. У выхода из лагеря ее встретили два мотоциклиста и повели за собой. Где-то там, вдали от лагеря, ее ждут подрывники. Подорвут — и дело с концом. Была бомба, и нет ее.
Но это уже Преснякова не касается. Он свое дело сделал и мог отдохнуть: ничего не делать, ни о чем не думать. Жаль, не умел этого. Высмотрел на берегу узловатый корень, понянчил на ладони — живая цапля. Вот только нос не такой — лопатой. Утиный нос. А у цапли острый. Ничего, подправит и подарит цаплю дочке.
Вынул нож и стал вырезать. Пальцы сапера никогда не знают покоя.
Вдали, как петух, срывающимся голосом запел горн. В лагерь возвращались хозяева.
Голуби
Когда дедушки были маленькими, они не покупали яблок. Они их собирали. В чужих садах. Стараясь не беспокоить хозяев, дедушки были вежливыми людьми и обходились своими силами.
Все люди от четырех до двенадцати лет завидовали дедушкам, когда те появлялись на улице с крадеными яблоками за пазухой и шли гордые — впереди животы с яблоками, а за животами дедушки…
Милиционер Федоров усмехнулся, вспомнив детство. Потом подумал: а почему вспомнил? И вдруг понял. Вспомнил потому, что увидел идущего навстречу паренька, в желтой и плоской, как блин, кепке. Но не кепка была причиной воспоминаний. А клетчатая, заправленная в штаны рубаха. Даже не рубаха, а то, как она смешно пузырилась на животе у парня. Милиционеру Федорову, когда он был маленьким (а сейчас вот уже год, как дедушка), тоже случалось лазать в чужой сад. (Он ведь не знал тогда, что будет милиционером.) И рубашка у него так же вот пузырилась.
Сперва милиционер Федоров подумал, что парень несет за пазухой яблоки. Потом сам себя высмеял: откуда в мае яблоки? Что же тогда несет за пазухой паренек?
Видать, не из здешних. Своих милиционер Федоров знал. Остановить и спросить? Можно, конечно… Но парень ничего плохого не делал, а просто шел себе и шел и как ни в чем не бывало посматривал по сторонам. И рубаха у него на животе странно пузырилась. А все странное казалось милиционеру Федорову подозрительным.