«Это заговор!» — закричал Стеннард.
«Это был хорошо продуманный план».
«Национальная галерея никогда мне этого не простит».
«Я уверен, что они успокоятся, когда вы вернете картину».
«Но у меня его нет, чтобы отправить обратно, чувак».
«О, я подозреваю, что вскоре она окажется на этой стене», — уверенно сказал Колбек. «Я предполагаю, что воры украли ее, чтобы продать вам обратно — или обратно в Национальную галерею».
«Галерее не нужно вмешиваться», — быстро сказал Стеннард. «Это моя проблема, и я готов заплатить, чтобы загладить свою вину. Стоит ли мне предложить вознаграждение за благополучное возвращение картины, инспектор? Это выманит их из укрытия?»
«Им не нужно будет никаких поощрений, милорд. По всей вероятности, они уже установили цену. Вы должны согласиться отдать деньги», — посоветовал Колбек. «Это наш лучший шанс произвести аресты». Дверь в дальнем конце галереи открылась, и вошел дворецкий, неся письмо на серебряном подносе. Колбек просиял. «Ага, похоже, что требование пришло раньше, чем я ожидал».
Будучи замужем за железнодорожным детективом, Мадлен Колбек колебалась между радостью и одиночеством. Когда муж вовлекал ее в ход расследования — пусть и тайно — она была в восторге. Однако когда дело уводило его за сотни миль от дома, она чувствовала себя так, словно ее бросили на произвол судьбы. Услышав подробности его последнего расследования, она выразила ужас.
«Кто-то украл мою любимую картину?» — в отчаянии закричала она.
«Это было совсем недолго, любовь моя».
«Наложение грубых рук на произведение искусства — это святотатство, как осквернение церкви».
«Ничего не пострадает, Мадлен», — пообещал ей Колбек. «Если картина каким-либо образом испорчена, она теряет свою ценность. Они это знают. Ее вернут в хорошем состоянии, иначе они не получат ни копейки».
«Неужели лорд Стеннард действительно заплатит им столько, сколько они требуют?»
«Он сделает вид, что делает это. Виктор и я будем рядом, чтобы обеспечить арест воров и возврат денег».
«Неужели все будет так просто?»
«Нет», — признался он. «Могут возникнуть непредвиденные трудности».
«Берегись, Роберт», — призвала она. «У одного из них есть пистолет».
«Виктор будет вооружен. Суперинтендант согласился на это».
'А вы?'
Он улыбнулся. «Я положусь на свое обаяние и приветливость».
Увидев протест, висящий на ее губах, он заглушил его поцелуем. Они были в студии, где Мадлен работала весь день. Ее последним проектом была картина с изображением локомотива, которым управлял ее отец, когда работал на LNWR. Кейлеб Эндрюс не знал, что это был подарок на его предстоящий день рождения. Колбек пробежал взглядом по последнему творению своей жены.
«В том, что касается локомотивов, Тернер вам в подметки не годится».
Она рассмеялась. «Это чушь, Роберт, и ты это знаешь».
«Его работы настолько непрозрачны, в то время как ваши полны бодрящей прямоты».
«Дождь, пар и скорость» — это настоящее искусство, в то время как мои стремления не простираются дальше создания сносной фотографии моего объекта.
«Не недооценивай свой талант», — сказал он ей, изучая холст. «Ты оживляешь локомотив, Мадлен, и многие со мной согласны. Если бы им нужна была только фотография, они бы не спешили покупать твои отпечатки».
«Расскажите мне об этой выставке».
Колбек сделал это в конце концов. Во время своего визита в галерею он мысленно отметил каждую выставленную картину, чтобы рассказать жене о сокровищнице искусства. Когда имена старых мастеров слетали с его языка, Мадлен слушала с увлечением. Каждая новая картина вызывала новый вздох удовольствия.
«О, Роберт!» — вздохнула она. «Я бы с удовольствием посмотрела выставку».