Один из курьеров сильно постучал в дверь.
«Нам приказано обеспечить его доставку», — запротестовал он.
«Вы только что это сделали», — резко сказал пассажир.
«Мы должны передать его лорду Стеннарду лично».
«Твоя работа закончена».
Чтобы подчеркнуть это, он достал револьвер и направил его на каждого мужчину по очереди. Они в тревоге попятились. Кучер щелкнул кнутом, и две лошади рванулись в бой. Прежде чем курьеры успели двинуться с места, карета набрала скорость и скрылась за поворотом. Где-то позади них поезд тоже двигался, изрыгая дым и выплевывая пар, когда он покидал станцию в своем кильватере. Курьеры в смятении переглянулись. Предстояло ответить на неудобные вопросы.
Когда Колбек думал, что знает все, что нужно знать об Эдварде Таллисе, суперинтендант удивил его, показав себя невероятным любителем искусства. Сидя за своим столом, Таллис рассказал инспектору о дерзкой краже.
«Мы должны вернуть эту картину», — настаивал он.
«Я не знал, что вы один из поклонников Тернера, сэр».
«Я восхищаюсь британским гением, и Тернер, безусловно, обладал им. У меня нет времени на причудливую мазню иностранных художников — особенно тех, кто распространяет французский декаданс, — но мне нравится смотреть на работы наших доморощенных художников».
«Я ценю хорошее искусство, из какой бы страны оно ни происходило», — сказал Колбек.
«Тогда вам нужно быть и более разборчивыми, и более патриотичными. Однако, — продолжал Таллис, — мы теряем драгоценное время. Лорд Стеннард хочет, чтобы украденная картина была возвращена как можно скорее. Допросите курьеров».
«У вас есть их адрес, сэр?»
«Они здесь, в Скотленд-Ярде».
'Хороший.'
«Когда вы с сержантом допросите их, отправляйтесь в Беркхэмстед и попытайтесь успокоить лорда Стеннарда».
«Мы сделаем все возможное».
«Предупреждение», — сказал Таллис.
«Что это, сэр?»
«Я встречался с августейшим джентльменом. Он вспыльчивый человек даже в лучшие времена, нетерпеливый, требовательный и непредсказуемый. Обращайтесь с ним очень осторожно, иначе он, скорее всего, взорвется вам в лицо».
Не осознавая этого, Таллис только что описал себя с большой точностью, поэтому Колбеку пришлось сдержать улыбку. После долгих лет борьбы с вспыльчивым нравом суперинтенданта он почувствовал, что способен справиться с кем угодно. Собираясь уйти, он вспомнил кое-что.
«Это довольно иронично, не правда ли, сэр?»
«Что такое?»
«Дождь, пар и скорость» были украдены возле одной из станций Лондонской и Северо-Западной железной дороги. Однако на картине изображен поезд, пересекающий Темзу по мосту в Мейденхеде, а это на Большой Западной железной дороге. Было бы более уместно, если бы преступление произошло на Большой Западной железной дороге».
«Хватит шутить!» — сказал Таллис, щелкнув языком. «И, ради бога, не говорите этого лорду Стеннарду. Он ненавидит железные дороги. Вот почему по его земле никогда не прокладывали рельсы».
«Если он ненавидит железные дороги, — недоуменно сказал Колбек, — зачем ему картина, на которой изображен поезд?»
«Я бы не осмелился спросить его».
Лорд Стеннард был высоким, худым, краснолицым мужчиной лет шестидесяти с гривой седых волос. Он медленно шел по одной стороне своей галереи, осматривая каждую картину по очереди через монокль, приставленный к правому глазу. Когда он дошел до конца комнаты, он перешел к противоположной стене, чтобы рассмотреть изысканный портрет сэра Джошуа Рейнольдса, прежде чем перейти к одному из пейзажей Джона Констебля. В галерее было выставлено тридцать картин. Некоторые из них принадлежали ему, но большинство были предоставлены на ограниченный срок. Прошло меньше недели, прежде чем великие и достойные люди округа собрались в Стеннард-Корте, чтобы насладиться частной выставкой. По видимости, коллекция была там для его друзей, но на самом деле она была предназначена для удовлетворения его одержимости работами великих художников.
Иметь под своей крышей столько прекрасных картин одновременно было для него источником неоценимого удовольствия, и он каждый день ходил взад и вперед по галерее, чтобы насладиться коллекцией. Однако эта последняя прогулка не принесла того же волнения. Когда он оторвался от Констебля, то оказался перед зияющим пространством, отведенным для одного из шедевров Тернера, «Дождь, пар и скорость». Вместо того чтобы прибыть и завершить выставку, ее унесли. Щель в стене заставила его дрожать от ярости.