Виктору Астафьеву посвящается…
Тяга
Как над сёлами космос засвищет,
Так согнувшись от тяжких вериг,
Что-то во поле бродит и ищет
Синим светом обросший старик.
Раз набрёл на лихую ватагу —
Не народ, а сплошной матерьял.
«Что ты ищешь?» «Небесную тягу
На земле, — говорит, — потерял».
Отвалили ему полковриги;
С голодухи и хлеб — колбаса:
«Ты бы сбросил, — гогочут, — вериги,
Легче станет попасть в небеса!»
Тут такая в них тягость попёрла,
Подхватить не успели кошли,
Всей оравой по самое горло
В ненасытную землю ушли.
И не могут сработать ни шагу
Из неё ни назад, ни вперёд,
Чуют носом небесную тягу,
Да земная за горло берёт.
Человек
В страхе землю озирая
У истоков древних рек,
Бродит изгнанный из рая
Самый первый человек.
Утучняя сладкой пищей
Плоть свою — земную персть,
Бродит он и способ ищет
Двери райские отверсть.
Но не думай, вор, о краже —
За святой рекой Евфрат
Херувим стоит на страже
У закрытых райских врат.
Он вращает по округе
Огнедышащим мечом.
От меча бежит в испуге
Человек, бренча ключом.
И, споткнувшись, вязнет в дверце
Рыжих пойменных болот
И в тоске срывает сердце —
С древа жизни райский плод.
* * *
Казаки
Мимо Дона тихого,
Мимо Дон-реки
Ехали угрюмые
С фронта казаки.
Грозный ветер с севера
С воем в спины дул,
На седле под буркою —
Мёртвый есаул.
Кровь лампасом выцвела
На виске седом…
Краснозвёздным выстрелом
Выбит белый Дон.
* * *
По другому берегу
Мимо Дон-реки
Ехали суровые
С фронта казаки.
Бился под копытами
Мировой пожар…
На руках товарищей
Мёртвый комиссар.
Пуля кровью вышила
На груди кумач…
По-над Доном слышится
Материнский плач.
* * *
Мужики
Тары-бары-шаровары,
Продувные кушаки…
В городском-тверском пивбаре,
Как московские бояре,
Загуляли мужики.
Притаранили тарани
Целый ворох в сто пудов
И шумят, стирая грани,
Грани сёл и городов.
Спорят нервно, но степенно
О шелках да о бобах,
И кипит пивная пена
На прокуренных губах.
Для таких любая кружка,
Как не выкати — мала…
Вьётся пена, словно стружка,
Льётся пиво, как смола.
Раскраснелись, аки раки,
От заморского питья:
Кулаки крепки для драки,
Рожи гожи для битья.
А в сторонке горожане
Из столичных пиджаков
Смотрят, точно парижане,
На российских мужиков.
Мол, сцепитесь ради шутки,
Коли жизнь невесела,
На пятнадцатые сутки
Доберётесь до села…
…Тары-бары-шаровары,
Продувные кушаки…
В городском-тверском пивбаре,
Как московские бояре,
Пили пиво мужики.
* * *
Апокалипсис
Вылезал из житейской трясины
Змей не змей — земноводная слизь,
Это чудо завидев, осины
С перепугу, как бабы, тряслись.
Выползал на большую дорогу,
На ухабах свивался в кольцо,
Гнусно корча незримому Богу
Полуморду и полулицо.
Коль машина из тьмы наезжала,
То шофёр уходил в тормоза:
На него, свесив грозное жало,
Зверь нездешний таращил глаза.
И на кончике медного рога
С треском лопался визг колеса,
Из-под ног уходила дорога,
И летела душа в небеса…